Дискурсивная утопия, воплощение исторического или интеллектуального утопизма, может быть определена, как внутренне связный и утверждающий свою всеобщую действенность "виртуальный" мир, радикально улучшенный по сравнению с миром "актуальным". Структура дискурсивной утопии тройственна: утопия должна доказать, во-первых, свое превосходство над "актуальным" миром, обосновав причины своего разрыва с ним, во-вторых - свою жизненность и, в-третьих - свою способность дать счастье "всем и каждому". Говоря по-другому, утопия рефлектирует над своим собственным происхождением (критикой существующего порядка вещей), своим внутренним устройством и своими средствами репродукции во времени и пространстве.
Такая формулировка обнаруживает малоизученные аспекты утопии и ведет к уточнению некоторых общепринятых положений. Легко заметить, например, что замкнутость утопии на самой себе, возможно, не является ее фундаментальной характеристикой: после периода консолидации Утопия Томаса Мора входит в фазу экспансии. Эта схема повторяется во многих современных литературных утопиях и утопической практике: сталинизм никогда не вел более изоляционистской внутренней политики, чем во время своего самого активного идеологического наступления вовне.
Итак, утопией мы называем, с одной стороны, конкретные произведения, укладывающиеся в рамки исторически сложившегося жанра, с такими его разновидностями, как Staatsroman (политический роман) XVIII века, а с другой - многочисленные произведения, принадлежащие к разным жанрам, но в той или иной степени соответствующие некой утопической концепции (мы будем говорить об "утопии Просвещения", "анархистской утопии"). Тексты, лишь отчасти использующие утопические мотивы и приемы, можно назвать квазиутопиями (это, к примеру, приключенческий роман и политическая фантастика). Литературные утопии в прямом смысле слова (проза, поэзия, драма) мы назовем повествовательными (или художественными) утопиями; внелитературные тексты (политическая литература, журналистика, трактаты, эссе и т. д.) - умозрительными утопиями. Наконец, мы будем различать эпифеномены утопии: антиутопию, как негативную модель, и контрутопию, как позитивную модель, построенную в ответ на другую позитивную модель.
После краткого анализа утопических мотивов и идеалов русского средневековья мы исследуем пути народного утопизма, с его легендами, утопическими сектами, влиянием на художественную литературу. Затем мы рассмотрим государственные и "ученые" утопии (а также антиутопии и контрутопии, порожденные ими): масонские, религиозные, славянофильские, панславистские, социалистические. Мы отметим "пики" утопизма: XVIII век, эпоха романтизма, шестидесятые годы XIX века, рубеж XIX - XX веков, большевистская революция, период "оттепели". Мы закончим расцветом утопизма в наши дни, считавшиеся "постутопической" эпохой. Ограниченные местом, мы прежде всего сосредоточим внимание на малоизвестных читателю проблемах и авторах.
Можно подумать, что такая благодарная почва, как русский утопизм, разработана вдоль и поперек. Отнюдь нет. "Специалисты по истории утопии не знают русских утопий", - отмечал в 1922 году автор первого исследования по русской повествовательной утопии XVIII века В. Святловский, имея в виду дореволюционных авторов. Статья "Утопия" энциклопедии Брокгауза и Эфрона (т. 69, 1902) не упоминает ни одной русской утопии. Революция, считавшая себя наследницей великих утопистов-коллективистов (Платона, Мора, Кампанеллы, Фурье, Чернышевского) и превзошедшая их ожидания, пробудила интерес историков и издателей к национальной утопии. Однако превращение утопии, пришедшей к власти, в идола, с которым ничто не могло сравниться или соперничать, сделало саму тему утопии опасной, запретной. Изучение утопии возобновилось в шестидесятых годах благодаря трудам А. Клибанова о народных социальных утопиях и К. Чистова об утопических народных легендах. Утопический социализм подробно изучался В. Волгиным и А. Володиным, а "буржуазные" утопии - В. Чаликовой и ее учениками в восьмидесятых годах7. Антологии русской утопии начали появляться с 1977 года8, что положило начало поискам этого утраченного культурного достояния. После периода разоблачения и осуждения утопического образа мыслей во время перестройки пришло время более глубоких исследований: Б. Ланин, к примеру, занимается изучением антиутопических тенденции в русской литературе XX века9. На сегодняшний день есть несколько библиографий русской утопии, которые будут отмечены нами в свое время.
Кроме многочисленных работ об утопических аспектах разных текстов, литературных и художественных течений, некоторые стороны русской повествовательной утопии стали за пределами России предметом антологий (М. Варезе - начало XIX века, Л. Фетцер - XIX - начало XX века) и исследований (С. Л. Бэр, Р. Стайтс, Э. Клавс). Д. Сувин одним из первых дал обзор русских утопий в связи с их влиянием на советскую научную фантастику10. В одном из обзоров Л. Геллер предлагает новую типологию утопий (утопии счастья, истины, справедливости и свободы), более адаптированную к русской проблематике, чем традиционные типологии". Кроме того, два научных журнала посвятили русской утопии специальные выпуски в 1984 году (год Оруэлла)12.
Библиография к каждой главе разделена на "Тексты" (повествовательные произведения, не все из которых - утопии stricto sensu, отделены от умозрительных звездочкой) и "Исследования". Ссылки в тексте, помещенные в квадратные скобки, указывают на эту библиографию. Эту первую библиографию по русской утопии нельзя назвать исчерпывающей, несмотря на ее объем.
Названия некоторых часто упоминаемых изданий сокращены: CMRS = Cahiers du Monde russe et sovietique; RES = Revues des Etudes Slaves; ТОДРЛ = Труды Отдела древнерусской литературы. Что касается мест издания, Париж (для книг на французском) не указывается; Л, L = Ленинград, Leningrad; M = Москва, Moscou; Пг, Р = Петроград, Petrograd; СПб, SPb = Санкт-Петербург, Saint-Petersburg.
Жозе Жоане (Universite de Paris-X) рецензировал первые две главы, Жан Брёйар (Universite de Poitiers) - главу о XIII веке, а Михаил Геллер последние две главы. Благодарим их за ценные замечания.
1. Видения счастливого будущего иногда называют "эвхрониями"; префикс "эв", который будет часто встречаться в этой книге, от греч. (( "хорошее", "благое"; по одной из версий слово "утопия" происходит от греч. ((((((( - "благое место".
2. См. F. Manuel, "Towards a Psychological History of Utopias" в: Utopias and Utopian Thought, Boston, 1967, p. 71 и т. д.
3. R. Stites, Revolutionary Dreams. Utopian Vision and Experimental Life in Russian Revolution, New York, Oxford UP 1989, p. 4-5.
4. Lewis Mumford, The Story of Utopias (1921), New York, 1971.
5. J. Catteau, "De la m(taphorique des utopies dans la litt(rature russe et de son traitement chez Andrej Platonov" в: Revue des Etudes Slaves. 1984, t. 56, 1, p. 41-42.