Продавщица открыла рот, чтобы ответить, но тут ее потеснили, и на пороге возник некий гражданин – вероятно, тот самый покупатель, о котором шла речь. Был он молод, никак не старше двадцати пяти – двадцати семи лет, невысок и худощав, но при этом гибок и ловок в движениях. Физиономия у него была довольно смазливая и где-то даже одухотворенная, как у поэта или, скажем, художника; густые короткие велось; выглядели темными, волнистый чуб отливал приятным каштановым цветом. Одет посетитель был стандартно – в короткое черное полупальто, черные брюки со стрелками и начищенные до блеска кожаные ботинки. Из-под распахнутого пальто виднелся двубортный пиджак, а из-под пиджака – демократичная серая водолазка. Словом, определить по одежде, кто именно стоит на пороге его кабинета, Ремизову не удалось: так мог одеться кто угодно, от банкира до розничного торговца косметикой включительно. Черный матерчатый портфель, который незнакомец держал в руке, так же мало говорил о роде его занятий, как и одежда. Одно было ясно: кем бы ни был этот человек, попрошайкой он точно не являлся.
Правда, попрошайка в наше время – далеко не самое страшное… А вдруг это мент? Или вообще киллер какой-нибудь?
– Здравствуйте, Виктор Павлович, – сказал посетитель. Голос у него был негромкий и вежливый – сразу чувствовалось, что парень получил приличное воспитание и что вежлив он от природы, всегда, а не время от времени и по крайней нужде, как некоторые. – Извините, бога ради, за столь бесцеремонное вторжение. Я очень спешу и только поэтому позволил себе ворваться вот так, без приглашения, даже без звонка… Видите ли, мне рекомендовали вас как крупного специалиста в своей области, а мне срочно нужна консультация – то есть я имел в виду помощь. Помощь такого грамотного и авторитетного специалиста, как вы, уважаемый Виктор Павлович…
– Ну, – проворчал Ремизов, взмахом ладони удаляя из кабинета продавщицу, – должен вам сказать, что я далеко не самый большой специалист в этой области… Кстати, чтобы между нами не возникло недоразумений, какую именно область вы имели в виду? Присаживайтесь, прошу вас.
Ему пришло в голову, что перед отъездом на чужбину было бы неплохо облапошить зеленого новичка. Ведь видно же, что парень – начинающий коллекционер, и не коллекционер даже, а так, болванчик, которому кто-то сказал, что предметы искусства – самое выгодное вложение капитала. Да и капитала особенного у него наверняка нет – скопил тысяч десять, сопляк, и думает, что он Рокфеллер Виктор Павлович гордился своим умением с первого взгляда разбираться в людях. Он знал, что некоторые, и покойный Жуковицкий в том числе, при случае не упускали возможности посмеяться в кулак над этой его гордостью, но все равно верил в то, что видит людей насквозь. Технология этого ясновидения была проста: при встрече со свежим человеком Ремизов всегда предполагал самое худшее, а потом, по мере узнавания, просто отбрасывал лишнее, получая таким образом полный психологический портрет своего визави. Ошибался он при этом едва ли не чаще, чем знакомился с новыми людьми, но ошибок этих не замечал, потому что они не приносили ему разочарований.
Посетитель сел, легко и непринужденно положив ногу на ногу и сцепив на колене тонкие белые пальцы.
На безымянном пальце правой руки поблескивало обручальное кольцо, а белки глаз были розовыми, как у альбиноса, – от недосыпания, что ли? Впрочем, у Ремизова тоже частенько случались дни, когда по утрам он шарахался от своего отражения в зеркале, так что на глаза посетителя он решил не обращать внимания – дело молодое, с кем не бывает…
– Как это – в какой области? – едва ли не с обидой переспросил он. – В области искусства и антиквариата, разумеется!
Ремизов мысленно усмехнулся, обошел стол и уселся, по дороге отшвырнув носком ботинка второй цветастый комок. Посетитель даже бровью не повел – воспитание!
– Должен вам заметить, что область искусства слишком обширна, чтобы кто-то мог считаться в ней общепризнанным авторитетом, – сказал Виктор Павлович, борясь с неожиданно подступившей к горлу шоколадно-коньячной отрыжкой. – Давайте не будем ходить вокруг да около, молодой человек, вы ведь сами только что сказали, что торопитесь. Полагаю, придя сюда, вы имели в виду что-то вполне определенное… Кстати, как вас зовут?
– Иван, – слегка привстав, представился посетитель. – Иван Иванович Иванов.
– В Америке это, наверное, прозвучало бы как Джон Смит, – не скрывая усмешки, заметил Ремизов. – Впрочем, воля ваша. Сойдемся поближе, тогда и познакомимся по-настоящему. Нам ведь с вами работать, разве нет?
– Увы, – сказал молодой человек, представившийся Ивановым. – Не далее как послезавтра я улетаю в Лондон – надеюсь, навсегда. Я располагаю некоторой сумой денег в свободно конвертируемой валюте и хотел бы превратить эти бумажки в какую-нибудь настоящую, незыблемую, не зависящую от конъюнктуры ценность.
При упоминании о Лондоне Ремизов едва заметно напрягся. Получалось, что они летят в один день, и хорошо еще, если не одним рейсом! Впрочем, он тут же решил, что, если сумма сделки будет приличной, время отлета можно изменить.
– Мне кажется, я вас понял, – медленно произнес он, вынимая из пачки сигарету. – Но понимаете ли вы, что незыблемые, как вы изволили выразиться, ценности наше государство выпускает за границу с очень большой неохотой?
Он чиркнул зажигалкой и, прищурившись, посмотрел на посетителя поверх огонька.
– Это общеизвестно, – сказал тот. – Именно по этой причине я и обратился не к кому-то другому, а к вам.
– Звучит почти как оскорбление, – сухо заметил Ремизов. – Интересно было бы узнать, кто дал вам такую информацию… Вернее, дезинформацию. Вот что, юноша. Пока вы не произнесли чего-нибудь, о чем впоследствии могли бы горько пожалеть, скажу вам прямо: я не занимаюсь противозаконными сделками и тем более контрабандой.
Посетитель встал.
– Простите, – сказал он. – Тут явно имеет место какое-то недоразумение. Боюсь, вы не правильно меня поняли…
– Конечно, – согласился Ремизов. – То есть, конечно, нет. Понимать-то было нечего, вы ведь ничего конкретного не сказали. Я просто поставил вас в известность, а выводы делайте сами. Все, что вы можете видеть у меня в магазине, к вашим услугам – платите и забирайте.
Сделка будет легальной, как дыхание, и на таможне у вас не возникнет никаких проблем.
Посетитель слегка наморщил нос, демонстрируя таким образом свое отношение к тому, что было выставлено в торговом зале магазина. Ремизов и не подумал обижаться: в самом деле, уж чего-чего, а непреходящих ценностей в его витринах не водилось никогда, это было ясно даже полному профану.
– Что ж, – со вздохом сказал посетитель, – я вас понял. Вы совершенно правы. Прошу меня извинить.
Он повернулся к Виктору Павловичу спиной и ровным шагом направился к дверям. Матерчатый портфель покачивался у него в руке, и Ремизову вдруг представилось, что портфель этот доверху набит деньгами – долларами или евро. То есть очень много там быть, конечно, не могло, но все-таки… По крайней мере, ментом этот парень не был: мент или стукач сейчас обязательно начал бы оправдываться, бить себя в грудь, извиняться, изворачиваться, предлагать большие деньги – словом, костьми бы лег, но из кабинета не ушел.
– Постойте, – дав посетителю дойти до дверей, сказал Виктор Павлович. Посетитель послушно остановился и повернул к нему вежливое красноглазое лицо. – Извините, если мой вопрос покажется вам неуместным, но я все-таки спрошу – из чистого любопытства: какого рода предмет вас интересует?
– Икона, я думаю, – спокойно ответил посетитель. – Настоящая старинная икона, подлинная, века шестнадцатого-семнадцатого и желательно с легендой.
Ну, я не знаю… Чудотворная икона Любомльской Божьей Матери, например.
– Что?! – хрипло выдохнул Ремизов. Он чувствовал, что бледнеет и выдает себя этой бледностью, но ничего не мог с собой поделать. Ощущение было как от удара доской по носу; он почти ничего не видел и не слышал, кроме звона в ушах и каких-то разноцветных светящихся пятен перед глазами. Лишь огромным усилием воли ему удалось взять себя в руки и произнести: