— Я — слуга, Виддершинс. Я не хочу никого вести.
— Может, потому вы и должны.
В этот раз их взгляды пересеклись, Морис отвернулся первым. Буркнув что-то, что Шинс не уловила, он встал и вернулся с полотенцем, чтобы вытереть чай. Она ощутила слабый укол вины за чашку — она выглядела старой — но не вызвалась помочь ему.
После этого они мало говорили. Морис поведал новости и сплетни Давиллона, которые приносили в Лурвью путники, ушедшие оттуда позже Шинс. Но это мало ее интересовало, ведь там не звучали те, кого она знала. Она вкратце описала свои полгода, как бродила по Галиции, но не стала уточнять, в каких городах побывала, каких угроз избежала, и как ее пару раз попытались обворовать. И она не назвала причины, по которым покинула Давиллон.
Она устала, но была такой всегда, и только когда Ольгун подтолкнул ее, она поняла, что ее веки слипались, что она десятый раз зевала.
— Простите, — начала она. — Я…
— Тут хватит места на двоих, — предложил Морис. — Без подтекста.
— О, благодарю. Я переживала, что вы будете плохо себя вести.
— Виддершинс…
— Спасибо, Морис. Но нет. Мне нужно идти.
Он встал, и она впервые увидела решительность на его лице.
— Там темно. И холодно. Чего бы ты ни боялась, этой ночью оно тебя тут не найдет.
— Я… — она запнулась, а потом на нее накатила волна усталости, лишив ее конечности последних сил. — О, не смей!
Строгий ответ Ольгуна — и вторая волна усталости — напоминал отцовское: «Если не будешь заботиться о себе, придется жить как я» из ее детства.
Сдавшись — дуясь и ругаясь, хоть другим это не показалось бы проблемой — она позволила Морису показать ей кровать.
* * *
— Расскажите о «мятеже»?
— Ба! — Морис резко вскочил, проснувшись, и скатился с края узкой кровати, запутавшись в простынях. Хижина задрожала от удара монаха об пол.
Виддершинс прислонялась к шкафу, второму предмету мебели в комнате, скрестив руки и лодыжки. Она стояла в том месте и в той позе с тех пор, как закончила собирать вещи, чтобы уйти, больше половины часа назад. Скоро рассвет заглянет в окна, проверяя, можно ли ему прийти на завтрак, но девушке надоело ждать.
Морис барахтался еще миг, не показывался, и Шинс ощутила толчок в животе.
— Ладно тебе, Ольгун! Это простыня и всего три фута полета! Он справится… О, ладно, — она оттолкнулась от стены, сделала два шага от шкафа и замерла. — Эм, Морис?
Метания прекратились.
— Да? — ответ был странно приглушен, но скорее от смущения, чем из-за простыней.
— Вам помочь?
— Был бы рад…
— А, — продолжила она, озвучивая вопрос, что остановил ее, — вы одеты?
Миг. Другой.
— Вряд ли мне требуется помощь, спасибо.
Воровка фыркнула и ушла, топая ногами и хлопнув дверью, чтобы монах понял, что остался один в спальне.
Когда он вышел, она стояла в той же позе, но возле буфета. Он, к счастью, был уже полностью одет, но не в традиционное коричневое одеяние, как она ожидала, а в тяжелую тунику и штаны.
— Я не знала, что у вас есть обычная одежда. Ольгун, ты знал? Разве монахи не сгорают или превращаются в лягушек, если на них не ряса, поношенные сандалии и нить?
— Виддершинс…
— Двойная нить, да? Церковь расслабилась, да?
— Ты хотела поговорить о происходящем в Лурвью или нет? — спросил Морис, его тон был почти отчаянным.
Шинс кивнула.
— И?
— Давай я заварю…
— О, нет! — она выпрямилась. — Вы уже использовали запас своей милости, когда одевались.
— Использовал?!
— Конечно. Не мне решать, как вы проводите свое время, да? — а потом. — Ольгун? Вена у него на лбу должна так делать?
— Она выпирает почти весь год, — сказал Морис, решив, что ответами на вопросы мог хоть немного уберечь свой разум. — С тех пор, как церковь назначила преемника Его преосвященства как архиепископа Чеварье.
Виддершинс скривилась, снова вспомнив Уильяма де Лорена. Она принялась расхаживать по крохотной кухне, мимо буфета и плиты, пара шагов, а потом обратно.
А потом — сама она поняла или Ольгун подтолкнул к нужной мысли — ее осенило.
— Ох… политика церкви, Морис?
— Ну…
— Было приятно поболтать. Спасибо за ночлег. Я пойду.
— Погоди! Виддершинс, прошу!
Она уже приближалась к входной двери, не слушая мольбы Мориса и возражения любопытного Ольгуна, пока кое-что не пробило вату в ее ушах.
— Виддершинс, она хочет тебя увидеть!
Она замерла, рука в перчатке была в дюймах от засова. Ее плечи и спина напряглись так, что могли отразить пулю.
— Кто хочет меня увидеть, Морис? — даже ее пугало ледяное спокойствие ее голоса.
— Ее преосвященство архиепископ Фаранда. Преемник Уильяма де Лорена.
Виддершинс три или четыре года поворачивалась к монаху. Может, еще год, чтобы подавить гнев настолько, чтобы говорить с ним без жестокости. Подозрения Ольгуна смешивались с ее мыслями, и там еще не было ярости, но эмоции уже искрились, готовые вспыхнуть.
— И откуда она знает, что я здесь, Морис? — ее спокойный голос теперь напоминал рычание зверя.
— Что? О! Нет, нет! — монах вскинул руки перед собой, но не было ясно, умолял он этим жестом или защищался. — Я никому не говорил, что ты здесь! Она хотела встречи с тобой с тех пор, как услышала о тебе! Попросила меня устроить встречу, как только выпадет шанс. Я сказал, что не ждал больше тебя увидеть, но… Ты здесь…
Кто-то убрал пробку, и гнев Шинс быстро утек, остались только смятение и усталость. На миг у нее закружилась голова, она смогла лишь благодарно улыбнуться, когда напарник придал ей сил, чтобы она не упала.
— Думаю, — сказала она, осторожно проходя к столу и опускаясь на ближайший стул, — лучше все-таки сделайте мне чай.
* * *
— Николина Фаранда? — повторила Виддершинс, сделав услышанное только что имя вопросом. — Это не галицийское.
Морис снова сидел напротив нее, он кивнул среди пара из чашки, пахнущего травами.
— Верно. Она из Раннанти.
Рот Шинс раскрылся.
— Священное соглашение затрагивает не только нашу страну. Ты должна знать это.
— Да, но… — она посмотрела на свою простую деревянную чашку, собралась с мыслями. — Я думала, все высшие чины церкви должны быть из Галиции?
— Так было заведено с Базилики Хора пробуждения. Было проще привлечь новые лица поблизости, а потом вмешалась политика…
— Как всегда, — тихо буркнула она.
— …но официального правила нет, — закончил Морис.
— Но… Раннанти?
— Вряд ли ты одна подумала, что церковь стала править в Галиции. Назначение Ее преосвященства Фаранды…
— Знаешь, — сухо отметила Виддершинс, обращаясь к Ольгуну, но громко, чтобы слышал и ее смертный собеседник, — он говорил бы вдвое быстрее, если бы не называл всякий раз полные титулы.
Морис недовольно посмотрел на свою чашку, эффект был испорчен, когда он случайно стукнул краем по зубам.
— …Ее преосвященства Фаранды, — продолжил он, кривясь с болью, — должно было сорвать все ростки сомнений. А еще стать первым шагом, чтобы покончить с враждой между нашими народами.
Виддершинс фыркнула.
— Галиция и Раннати соперничают уже…
— Спасибо, я изучал историю в монастыре.
— Я нигде ее не изучала, но знаю это! Это не исправить просто назначением в церкви, да?
Это могла быть она или Ольгу, а то и они сообща, но она снова прыгнула вперед и поняла, к чему клонил Морис.
— Вы все учитесь только на своих шишках, да?
Монах проворчал что-то столу (который был ближе к нему, чем Виддершинс, но все равно ничего не разобрал).
— Финики и инжир, Морис! Никто в базилике не понимает, что некоторых галициан это немножко разозлит? Старики точно еще помнят, как теряли родителей и…
— Я не управляю церковью, Виддершинс. Я не знаю, что они думают! Думаю, они ожидали проблемы, но не такого размера.