Выбрать главу

Я остановился у тяжелых дверей со скромной табличкой "АО 'Глобал-Калий СПб'", прямо под глазком телекамеры, и стал дожидаться, пока охрана увидит меня и спросит, кто я такой. Но меня ни о чем не спросили. Огромная дверь мягко приоткрылась, и чуть искаженный динамиком мужской голос произнес: "Господин Орлов, заходите!"

Я вошел. Молодой охранник (русский, а не "гостинец", что само по себе свидетельствовало о богатстве фирмы) привстал из-за своего пульта, поклонился мне и сказал: "Прошу вас, третий этаж, налево". Я молча поблагодарил его кивком. На лестничной площадке второго этажа мне пришлось миновать пост еще одного плечистого парня. А на площадке третьего сидел уже человек постарше, видимо начальник охраны, который проводил меня по слабо освещенному коридору до дверей кабинета: "Заходите. Шеф извещен, что вы прибыли". И я шагнул навстречу своей судьбе…

После полутьмы коридора меня даже ослепил резкий, бестеневой свет "небесного потолка". Акимов не просто поднялся, а вышел из-за стола, пожал мне руку, пригласил: "Садитесь, Валентин Юрьевич!" — и только после этого вернулся на свое место.

За прошедшие несколько лет он сильно постарел: черты лица заострились, прорезались морщинки, взгляд светлых глаз стал не просто рассеянным, а усталым, в коротко остриженных волосах поблескивала седина. Облик его опять не вязался с расхожим представлением о богачах, которые живут, не зная болезней и старости, потому что к их услугам вся мощь сверхдорогой современной медицины с ее генной инженерией и стволовыми клетками.

Я опустился в кресло у стола, оглядел кабинет: никакой роскоши, строгая деловая обстановка. На стене — большая фотография красивой женщины с ослепительной улыбкой, наверное, погибшей жены Акимова. Взглянул машинально вверх: там парила на тонкой нити модель какого-то старинного самолета — биплана с многочисленными стойками между верхним и нижним крыльями, большим двухлопастным пропеллером и открытой кабиной пилота с прозрачным ветровым щитком. На фоне "небесного потолка" — экрана, показывавшего сейчас ярко-голубое небо с плывущими перистыми облаками, — казалось, что самолет действительно летит.

— Давненько мы с вами не виделись, Валентин Юрьевич, — сказал Акимов.

Ответить мне было нечего, и я лишь слегка развел руками: что, мол, поделаешь.

— Спасибо, что приехали, — поблагодарил он. — Хотя вас, наверное, удивило мое приглашение?

Я чуть пожал плечами.

— Думаю, — продолжил Акимов, — ко мне вы не питаете особо теплых чувств? Что ж, имеете право. Я не отблагодарил вашу фирму и лично вас так, как должен был отблагодарить за тот чудесный план.

— Вы заплатили сумму по договору.

— Ну, что договор. Когда его подписывали, мы же не могли предвидеть, какими грандиозными будут результаты ваших рекомендаций. Я должен был потом доплатить в десять раз больше!

Мне захотелось сказать, что это и теперь еще не поздно сделать, однако я промолчал.

— Не держите на меня зла, — попросил Акимов. — Поверьте, я всегда помнил о вас. Но битва за калий оказалась такой жестокой, действовать приходилось не интеллектуальным фехтованием, а бульдозером. Вот всё, кроме борьбы, тогда и ушло на второй план, даже благодарность. А потом еще эта страшная беда с ней, — он посмотрел на портрет жены. — Кстати, вы видели фильмы с ее участием?

— Нет, как-то не пришлось.

— Могу подарить вам диск. А впрочем, наверное, не стоит… Ладно, давайте к делу!

Я подумал, что сейчас он предложит мне перейти на работу в его корпорацию.

— Скажите мне, пожалуйста, Валентин Юрьевич, — задумчиво проговорил Акимов, — скажите, за что вас наградили орденом Мужества?

Я так и дернулся в кресле. Откуда он знает? Я сам об этом давно позабыл. Вернее, старался не вспоминать. Я даже не помнил, в каком ящике шкафа валяется у меня дома коробочка с тем красивым серебряным крестиком.

— Если уж вам известно об ордене, — сказал я, — то должно быть известно и за что мне его дали.

— Мой референт нашел только указ о награждении, а там одни общие слова.

— Это было в прошлой жизни, в прошлом веке, и теперь не имеет никакого значения.

— Расскажите, прошу вас, — настаивал Акимов.

— Ну, хорошо. Моя инженерная специальность — ракетные двигатели. Я поступил в "Военмех" в восемьдесят восьмом, на излете советского романтизма, а закончил в девяносто четвертом, в самый ельцинский развал. НИИ, куда я попал, почти не финансировали, нищенскую зарплату не платили месяцами. А мы затеяли невиданный проект: пытались обскакать твердотопливников, сделать двигатель на жидком топливе, — естественно, ампулированном, — со сверхвысоким импульсом. Вы понимаете, о чем я говорю?