…Июньский вечер. Он идет по набережной, овеваемый влажным дыханием Дуная. Его несет поток людей. Кажется, что дома пусты, все люди вышли на улицу. Над Братиславой распростерлось голубое южное небо. Как щебет птиц разносятся голоса, веселые и беззаботные. Это звучит молодость. Никто не думает о налетах, о громе пушек, о линии фронта, который медленно приближается и дышит смертоносным огнем.
Владо не воспринимает окружающее. Он думает о другом. Под мышкой у него толстая книга. Он смотрит на часы. Через пятьдесят минут придет поезд. Боже мой, через пятьдесят минут! Как долго ждал он этой встречи! Ела сдала экзамены на аттестат зрелости, а у него уже сдан второй экзамен за третий курс. Они будут вместе четыре дня!
Он входит в трамвай, который качается и звенит, берет в руки книгу, нетерпеливо открывает ее и углубляется в чтение. Толстая книга небрежно завернута в последний номер фашистского «Гардиста». Переплет книги явно не типографский, а шрифт — русский. Обложка привлекает внимание пассажиров, в том числе и верзилу, держащего на руке черный плащ. Тот косится глазами на книгу, весь подается в ее сторону и поднимает брови.
У вокзала Владо выходит. Верзила следует за ним по пятам. Потом преграждает ему путь:
— Что вы читаете?
— А вам какое дело! — возмущается Владо.
Верзила показывает удостоверение, и кровь ударяет Владо в голову: тайная полиция.
— Я сотрудник гестапо. А вы кто?
— Студент философского факультета.
— Что читаете?
— Русскую книгу.
Голос Владо уже не дрожит, волнение быстро проходит. Это единственный выход: удивляться тому, в чем тебя могут заподозрить, в любом случае сохранять хладнокровие и в то же время держаться скромно.
— Пойдемте со мной. — говорит немец. — Большевистскую литературу читать запрещается.
На обложке русские буквы — «Горький». Владо охватывает отчаяние. Значит, с Елой он не встретится, и кто знает, какие неприятности ждут его в гестапо. Он злится на себя, на стоящего рядом с ним верзилу, но тут новая идея приходит ему в голову.
— Посмотрите, это же «Мать» Горького, — говорит он. — Читайте.
Верзила не понимая смотрит на обложку, а Владо добавляет:
— Это писатель, русский эмигрант. Живет в Берлине и пишет против большевиков. Вы разве не слышали о нем?
Владо чувствует, что верзила понемногу отступает, как и их фронты. «Глупый гестаповец попался, — уже язвит в душе Владо. — Теперь он начнет оберегать свою честь, будет строить из себя культурного человека. Ему захочется показать перед этим маленьким словаком, что он знает берлинского русского эмигранта, пишущего в духе пана Розенберга».
— Горький? — уточняет верзила. — Живет в Берлине?
— Да.
— Горький умер, — вдруг выпрямляется немец, — и был он большевиком.
Слова эти были сказаны уверенно. Владо наклоняет голову: ему нечего больше говорить. Может быть, извиниться, объяснить, что он пошутил над ним. Студенты обыкновенно говорили об этих немецких чучелах в черных плащах, что они дураки и палачи, что в толчее они никогда никого не найдут, что постоянно ищут какие-то следы и напрягают слух, но после неудач забираются в кафе и отсиживаются там. А оказывается, они уж не такие идиоты. Вот этот верзила даже знает Горького. Для него он страшнее бомбы, большевик.
— Пойдемте со мной!
Верзила стоит, расставив ноги, перед входом в вокзал, откуда вот-вот должна выйти Ела. Немцы появились в Словакии под личиной друга, а ведут себя как в своей вотчине[3]. Словацкие фашистские правители позволили втянуть страну в войну с Россией. Но простые люди воевать не хотят. Люди посмеиваются: где автобус со всей нашей славной словацкой армией? Но немецкая армия продвигается на восток. Попивая черный кофе, слабый, как чай, люди с волнением называют города, они уже наизусть знают карту Украины и не могут, к сожалению, никуда спрятаться от сообщений главной ставки. Словакию называют самостоятельным государством, свободной страной. А что будет, если он, Владо, сейчас воспротивится верзиле? Нет, пусть уж лучше немец запишет его имя и отпустит, иначе с Елой они не увидятся.
— Нам никто не запрещал читать эту книгу, — возмущаясь, говорит Владо.
— Откуда она у вас?
Владо чувствует, как у него горят уши. Он молча достает из кармана зачетную книжку:
— Запишите, если нужно. Я с вами не пойду.
— Что за разговоры?
— Я жду отца. Запишите, пусть меня вызовут в полицию.
3
В марте 1939 года гитлеровцы расчленили захваченную ими Чехословакию на две части. Чехия и Моравия были объявлены «протекторатом». А Словакию сделали «независимым» государством, во главе которого были поставлены их агенты.