— Так ему и надо, собачий сын, сволочь! — услышала она голос отца.
Когда Фатима подбежала к Касыму, он уже поднялся и стоял, прижимая руку к виску. На пальцах у него была кровь.
Увидя Фатиму, Касым улыбнулся, словно хотел сказать: «Ничего, не бойся, со мной ничего страшного не случилось».
Расталкивая окружавших Касыма людей, подошли Бийсолтан и Салимгерий. Бийсолтан схватил дочь за руку и так больно сжал ее, что Фатима едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть.
Бийсолтан был вне себя от гнева: его скакуна обогнали! А дочь при всем народе подбежала к Касыму! В ярости он с силой рванул ее за руку, уводя из толпы.
А Салимгерий прошипел Касыму:
— Ну, батрак, мы с тобой еще увидимся! — и повернулся, чтоб уйти вслед за Бийсолтаном, но Касым удержал его за руку.
— Может быть, господин, ты скажешь, зачем нам с тобой встречаться? — спросил он. — А ну, говори, что ты от меня хочешь? Ну, говори же… говори! Если ты злишься, что мой конь обогнал твоего, так злись на своего коня! А что еще? Я горец, и хоть не богат, как ты, но честь для меня — прежде всего! С голоду умру, а батраком ни у тебя, ни у другого не буду!
Бийсолтан оглянулся и остановился, прислушиваясь к спору. Однако руку Фатимы из своей руки не выпускал.
— Чего же ты молчишь, сын Чомая? Может, скажешь, зачем мы должны увидеться?
— Я считаю ниже своего достоинства вообще видеться с тобой! — пренебрежительно взглянув на Касыма, сказал Салимгерий.
— А-а-а, отговариваешься? Значит, боишься! — насмешливо протянул Касым. — Думаешь, если богат, то тебе все позволено?! Ошибаешься! Я не из тех, которых пугает богатство.
Заметив плачущую мать, Касым повернулся и пошел к ней.
Бийсолтан, несмотря на свой гнев, был доволен, что Касым обогнал да еще и посрамил хвастуна Салимгерия; хоть и собирался Бийсолтан сделать его своим зятем, все же Чомай теперь поостережется на каждом шагу расхваливать своего сына.
Чомай исподлобья поглядывал на людей, ему было стыдно за сына, который не сумел отстоять свою честь; вступиться за него Чомай не посмел — позорное это для отца и сына дело.
Бийсолтан отыскал Сослана и накинулся на него:
— Ты почему отстал, сукин сын?!
Сослал молча вынул из кармана серебряный рубль, полученный за скачки, сунул его в карман Бийсолтану и убежал.
Состязания закончились, а люди все еще толпились на берегу, обсуждая случившееся.
Вдруг откуда-то возник громкий, но монотонный и потому жуткий женский голос, причитавший: «Отец моего Даяя! Отец моего Даяя! Ты ушел, а я осталась одна!» Это пришла на берег несчастная Сапият, лишившаяся рассудка после того как Добай сослал ее мужа на каторгу.
Услышав этот голос, Добай вскочил на своего коня и умчался. Он боялся, как бы народ не вздумал рассчитаться с ним за эту женщину.
ГЛАВА 4
Вот и настал день, когда Сослан окончил русскую школу. После торжества, на котором директор школы Иван Иванович поздравил учеников с благополучным завершением учебы, он подозвал к себе Сослана и тихо сказал:
— Джигит, я полюбил тебя как сына родного. Мы написали в Министерство просвещения письмо с просьбой разрешить тебе учиться и дальше, но пока еще нет ответа. Я верю, что ответ придет… Думаю, что вот эта книга о Михаиле Васильевиче Ломоносове тебе понравится. Дарю ее тебе, лучшему ученику нашей школы. — Иван Иванович обнял за плечи Сослана и, отдавая книгу, погладил мальчика по голове.
Сослан был счастлив. Он сбежал со ступенек школьного крыльца и вихрем помчался домой. В одной руке держал стопку учебников, перевязанную веревочкой, в другой — книгу.
Ему казалось, что все вокруг стало другим. И люди как-то особенно приветливо смотрят на него, и солнце… Разве это то самое, что обычно выходит из-за горы? Нет, оно сегодня особенное — яркое, ласковое!
Шагая по знакомой тропинке к дому, Сослан время от времени останавливался, открывал подаренную Иваном Ивановичем книгу и внимательно рассматривал лицо доброго русского человека, смотревшего на Сослана.
Добежав до горного ручья, Сослан снова остановился, бросил на зеленую траву стопку учебников, прилег сам и раскрыл свою книгу.
Долго лежал он так, увлеченный судьбой человека, который шел с севера в Москву учиться… Не заметил Сослан, как кто-то подкрался к нему, сел на спину и придавил плечи. Сослан спружинился, потом с силой сбросил насевшего, вскочил и увидел Аскера. Он успел схватить его книгу, плюнул на нее, швырнул в кусты и крикнул:
— Теперь она осквернена, твоя книга!