Сослан побежал в кусты, поднял книгу и, спрятав ее за пазуху, бросился на Аскера. Аскер упал. Сослан несколько раз ударил его и уже хотел бежать. Но в это время появились два товарища Аскера, сводили Сослана, вытащили у него книгу и отдали Аскеру, а тот стал рвать ее.
— Вот тебе!.. Вот тебе!.. Пусть директор даст тебе еще такую книгу, голодранец несчастный! Не тебе такие книги читать! — приговаривал Аскер, разбрасывая листки. Потом все трое убежали. Они долго еще оборачивались и бросали камни, грозили, показывая кулаки.
Сослан плакал. Руки и черкеска его были в крови, силы совсем покинули его. Он лег на землю и закрыл глаза, стараясь сдержать все набегавшие слезы. Увидев, что ветер уносит листки книги, он вскочил и бросился собирать их в подол черкески. Нос и губы его распухли, в ушах стоял шум, лицо горело. «Хорошо, хоть никто не видит», — подумал он и поднял голову. На барбарисовом кусте сидела синица и смотрела прямо на него, не трогаясь с места.
«Тебе-то что, тебе хорошо! У тебя ведь крылья!» — вздохнул Сослан. А на ветке другого куста виднелся листок от книги. Прижимая и себе подол черкески, чтобы не растерять подобранные листки, Сослан поднялся, достал его и осторожно разгладил. Это был листок с портретом Ломоносова.
Трудно приходилось Джамаю, отцу Сослана.
Тяжелая работа батрака и беспросветная бедность вконец измотали его силы. Уже несколько дней, как он едва передвигал ноги. А сегодня пришел домой и молча повалился на кровать. Жена его, Сыйлыхан, поняла, что мужу опять не повезло: видно, не удалось занять и горстки муки. Сыйлыхан не стала тревожить мужа вопросами и молча продолжала чинить старое, совсем изношенное одеяло. Джамай лежал в верхней одежде, подложив руки под голову. Войлочная шляпа его сползла на лицо.
«Может быть, он заснул? А может… о, аллах, с ним что-то случилось?!» — заволновалась Сыйлыхан. Помедлив немного, она вышла во двор, выбила палкой пыль из одеяла и вернулась в дом. Наступало время полуденного намаза, муж все лежал, не двигаясь. С замиранием сердца Сыйлыхан подошла к нему и слегка коснулась его руки.
— Отец, ты уснул, что ли? Ты спишь? Вставай, намаз твой пройдет!..
— Где там спать! мне надоело жить!.. мне все надоело!.. Скажи, у тебя есть хоть немного муки, чтобы испечь хлеб? — мрачно спросил Джамай, с трудом поднимаясь с постели.
— Да, да, отец, не беспокойся, — поспешила успокоить его Сыйлыхан. Она боялась сказать всю правду: муки осталось совсем мало.
После скудной еды Джамай занялся починкой сарая, а Сыйлыхан возилась во дворе, помогая ему.
— Знаешь, мать, — сказал Джамай, — старшина наш, Добай, сегодня прямо-таки с ума сошел. Кричал на тех, кто посадил картошку на земле мечети. Земля эта, говорит, принадлежит аллаху, как можно присваивать себе такую землю!.. Это — страшный грех. Аллах накажет!.. А наш Алауган сказал ему, что Бийсолтан и кадий давным-давно обещали выделить беднякам по клочку из земель мечети. Алауган так и сказал: «Что нам, беднякам, с голоду подыхать, что ли?!» Добай после этого совсем взбесился и помчался куда-то, наверное, жаловаться!..
— А чего Добай-то хлопочет?.. — спросила Сыйлыхан.
— Да видно, самому хотелось отхватить от этих земель. Ему ведь всегда мало! А в соседних аулах знаешь, что говорят, будто бедноту богатеи хотят обхитрить: дадут возможность до осени растить урожай на этих землях, а осенью его сами соберут, — рассказывал, вздыхая, Джамай.
— Всем это не нравится, отец. Я тоже слышала, что в соседних селениях были большие скандалы из-за огородов на землях мечети.
— Что толку-то от скандалов? Ведь Бийсолтан, Добай и Чомай считают, что им земля дана аллахом на вечные времена. «По велению аллаха и по решению царя». Слугам аллаха тоже земля дана самим аллахом. Нам только никто ничего не дал.
— Э-э-эх, отец, — вздохнула Сыйлыхан, — был бы у нас свой кусок земли, разве мы голодали бы так! Мальчики бы наши работали на себя… — она не договорила и ушла в дом, чтобы муж не заметил ее слез.
К ужину в доме Джамая собралась вся семья. Пришла и дочь Марджан — она работала у Чомая, который собрал всех девушек селения валять шерсть для бурок. Все присели у очага. На почетном месте — отец, рядом старший сын Амыр. Сослан, самый младший, был последним. Сыйлыхан долго возилась с посудой. Затем принесла небольшой черный тебси{15}, сняла с огня сковороду со свежей ржаной лепешкой, разрезала ее и положила перед каждым по куску. А Джамаю и Амыру, как старшим, еще по половинке. Потом вытащила из чугуна небольшой кусок мяса и положила перед мужем, ребятам поставила деревянные чаши с похлебкой. Сама Сыйлыхан стала есть из одной чаши с Сосланом.