Во дворе стало так тихо, будто все вымерло. Потом тишину вдруг прорезал резкий выкрик Джакджак:
— Скажите, какие они — эти атаманы? Люди они?!
— Да люди они, на людей похожи, с головой, руками и ногами… — с горечью ответил Нанаш.
— Вот и я говорил: не надо было жаловаться на старшину, ведь он все же — чин! Зря поехали, только измучились, — сказал Джугу.
— Да сколько ж можно сидеть и терпеть! — выкрикнул кто-то из толпы.
— Так и надо сидеть тихонько. Сейчас такое время — нас никто не будет слушать, и помощи нам ждать неоткуда, — ответил ему Джугу.
— Нет, друзья, неверно это! — воскликнул Касым. — Есть люди, которые помогут нам, это я видел своими глазами на руднике. Русские рабочие не оставят нас в беде, научат, как искать правду. Их жизнь такая же тяжелая, как и наша. И мы должны идти вместе с ними… Бот тогда и посмотрим, будут ли нас слушать!
— А теперь вы нам расскажите, люди, о чем говорил с вами Шогай-эфенди, пока мы ездили, — вдруг спросил Нанаш.
— Сегодня Шогай-эфенди сказал нам, что гяуры хотят всех нас сделать гяурами! Советовал нам уезжать в Турцию, — ответил кто-то из толпы.
— А кадий нам рассказывал, что те, кто уехал в Турцию, живут там очень хорошо. Там дают беднякам бесплатно коров и даже дома. Мужчин в армию не берут… — добавил другой.
— Прошел у нас еще слух, — выступая вперед, сказал кузнец Алауган, что в соседнем ауле старшина собрал очень много семей, желающих уехать в Турцию, и взял на себя все хлопоты, связанные с переселением в Турцию. А у нас этим делом, кажется, занялся сам Бийсолтан.
— А-а-а… какая разница, где жить нашему брату!.. Ведь и здесь нас задавили налоги. А если не заплатим, с нас все равно их сдерут. Скот кормить нечем, самим хлеба не хватает! Что нам здесь, в самом деле, камни, что ли, сторожить? — сказал вдруг Джамай, вопросительно глядя на Калагерия.
— Наши отцы здесь жили, и мы проживем! — возразил кто-то из толпы.
— Надо ехать, надо ехать, мы-то как-нибудь проживем, а вот детям нашим надо бы получше жить, — настойчиво твердили в толпе, стараясь убедить друг друга.
— Нет, я шагу не сделаю! — решительно сказал Касым. — Я-то видел людей, побывавших в Турции. Они порассказали, что это за рай! Нас просто обманывают богачи. Им лишь бы заграбастать наши земли! Подумайте сами, люди, что может быть лучше родных мест? Нет… я буду драться с теми, кто попробует насильно переселять нас в Турцию!.. И мы еще посмотрим, кто кого!..
Шогай-эфенди, пронюхав, что возле дома Аслануки собрался народ, бесшумно подошел к толпе. Его сейчас же заметили, расступились и пропустили вперед.
— Я мимо проходил и слышу — голоса, подумал, может, Асланука вернулся! — решил оправдать свои внезапный приход эфенди. — Вы, кажется, куда-то ездили? — вкрадчиво спросил он у парней.
— Да, ездили, ездили…
— И далеко ли?
— Далеко.
— Что же там видели?
— Что и везде — несправедливость! Одно издевательство!
— Что, что ты сказал? — Шогай-эфенди уставился на Касыма.
— Несправедливость, говорю, эфенди!
— И кто же над кем издевается, дети мои?
— Тот, кто имеет земли, — над безземельными, кто имеет скотину, — над тем, у кого ее нет! — ответил Нанаш.
— Ой, горцы, как-то странно вы сегодня стали разговаривать…
— Не знаю, что тут странного. Правду мы говорим, правду! — сказал Касым.
— Вот чтобы не было того, о чем вы говорите, и нужно нам всем уехать в Турцию, в страну мусульман. Князь Бийсолтан взялся помочь нам переехать. Хоть после смерти будем лежать в той же земле, где покоятся наши братья по вере. Чего же нам еще нужно, скажите?
— Правильно, правильно, эфенди! — закричали разом из толпы Дугу и Джугу.
В шахтах на руднике участились обвалы, а на раскопки не хватало рабочих. Три недели, как Касым и Нанаш не имели ни одного свободного дня и не могли известить родных в ауле.
«Что-то там сейчас делается? — тревожился Касым. — Как с переселением в Турцию? Неужели эти изверги добьются своего и выселят народ, а земли захватят себе?»
Когда наконец друзья выбрались домой, оказалось, что все записавшиеся на переселение в Турцию уже покинули аул.
Касым только и сказал матери:
— Мама, не жди меня скоро домой и не беспокойся обо мне.
Оседлал своего Вороного и помчался вниз по ущелью.
Когда он приехал в станицу Баталпашинскую и постучал в окно к Василию, было уже совсем темно.