Собравшиеся с одобрением слушали Калагерия. Только трусливые Джугу и Дугу старались держаться поодаль. «Не дай аллах, нас еще причислят к бунтовщикам! Ведь за каждое слово, сказанное против баев, люди бесследно исчезают! И Калагерия, не посмотрят на то, что он старик, угонят куда-нибудь!» — перешептывались они.
После молитвы Джамай догнал на дороге эфенди и хотел попросить у него совета. Но Шогай-эфенди, взбешенный разговором с Калагерием, еще не пришел в себя и ругал старика последними словами.
— Так и будет всегда: кто виновен перед аллахом, он непременно пошлет тому горе… Вот и у тебя, Джамай, если бы не послал своего сына в русскую школу, не было бы такой беды, — проговорил эфенди, еще сильнее растравляя сердечную рану Джамая.
— Что сделал этот ребенок аллаху и людям?! Почему столько горя обрушилось на одного?! Нигде нам доли нет и никто нас слушать не хочет, — резко ответил Джамай и, не сказав эфенди главного, пошел домой другой дорогой.
«Что теперь поделаешь, — подумал Джамай, — к кому пойдешь? Ведь от горя моего меня никто не избавит, сына не вернет!.. Но что я скажу дома?!»
На льду, у реки, разрумянившиеся от беготни мальчишки с шумом и гамом играли в юлу.
— Вот бы сюда Сослана! У него юла особенная! — прокричал один из мальчишек, подняв большой палец.
Никто из ребят не заметил стоявшего поодаль отца Сослана. Глаза его наполнились слезами, смахивая их, он быстро зашагал по дороге.
— …Ну, что сказал Шогай-эфенди? — едва он переступил порог дома, спросила Сыйлыхан.
Стараясь оттянуть ответ, Джамай стал медленно стаскивать с себя шубу. И только уже потом, когда лег в постель, сказал:
— Надо зарезать двух овец, достать муки, испечь что положено и поскорее раздать…
— Барашки-то у нас есть, а что будем делать с мукой, — у нас ведь ни горсточки… — в горестном раздумье проговорила Сыйлыхан.
— Может быть, родственники, друзья помогут? — озабоченно сказал Джамай.
— Хорошо бы раздать все в пятницу, это священный день. А то душа нашего несчастного ребенка, может быть, каждую пятницу приходит к нам и стоит за дверью, ждет своей доли, — сказала Сыйлыхан и снова заплакала. — Пойду скажу людям. — И она ушла из дома.
В пятницу народ собрался у дома Джамая. Было роздано все, что полагалось по обряду в память умершего.
— Пусть аллах ему простит грехи, пусть жизнь остальных членов семьи продлится дольше, — говорили люди, принимая приношения.
ГЛАВА 7
Пришла весна, и люди взялись за подготовку плугов — начинались полевые работы.
У детей тоже весенние заботы: метают камни, пускают стрелы, пробуют бороться. Только не все дети могут играть. Некоторым приходится с утра до вечера стоять на коленях перед Шогай-эфенди и повторять за ним арабские молитвы. Таких ребят у него двенадцать. Все они на коленях, и глаза их устремлены в молитвенники. Среди них — Джашарбек, сын тетушки Джакджак. Он встал на колени, когда лучи солнца едва показались, а сейчас солнце уже на закате, и под колени ему насыпали соли. Джашарбек устал, соль разъедает кожу, и до того болят ноги, что голова кружится и в глазах все темнеет. Строки молитвенника наползают одна на другую, и все сливается. А Шогай-эфенди глаз не спускает с несчастного.
Уж сколько времени Джашарбек не может выучить самую первую молитву. А ведь отец отдал за его ученье свою единственную телку.
«Ну зачем отец отдал телку? Чтоб я терпел такие мучения?!» — думает Джашарбек.
А Шогай-эфенди восседает на мягких подушках и охрипшим от вина голосом протяжно читает:
— Уа-хи-ду-у-ун!
И учащиеся хором повторяют эти слова.
— Кылфыуалла-ах-уу…
— Арбагат-у-ун…
— Проклятье на ваш дом, что это еще за арба?! Кто из вас сказал арба? — Шогай-эфенди, вытаращив глаза, уставился на мальчиков. Но они молчали.
— Кто сказал арба?
Эфенди схватил плеть.
Двадцать четыре детских глаза испуганно смотрели на эфенди, и никто из мальчиков не обмолвился ни словом. Тогда эфенди подозвал к себе стоявшего с краю мальчика. Тот со страхом подошел. Губы его дрожали, руки он спрятал за спину.
— Ладони! — заорал эфенди. — Давай ладони! — Мальчик с трудом протянул руки и зажмурился, боясь смотреть на плеть.
Эфенди встал, одной рукой схватил мальчика за запястье, другой начал с силой хлестать плетью по его рукам. Мальчик плакал, кричал, вырывался, но эфенди был силен, как вскормленный бык, и вырваться из его лап невозможно. Очередь была за мальчиком, стоявшим рядом с избитым, но тот уже плакал и кричал, когда били первого. Глядя на это, Джашарбек потерял сознание, упал и ударился головой о стоявший тут ларь с зерном.