Муслимат покраснела и опустила глаза.
— Есть, есть! — захлопала в ладоши Фатима и опять шепотом: — Скажи, как его зовут?
— Нанаш, — чуть слышно проговорила Муслимат. — Говорят, сегодня на празднике он был распорядителем!
— А-а-а, помню, помню!.. Его почему-то не любит отец. Ты не знаешь почему?
— Нет… не знаю…
Фатиме вдруг стало не по себе. Она вспомнила старую Гошу, которая и сейчас работает служанкой в доме ее отца. Пришла Гоша, как и Муслимат, в этот дом совсем еще маленькой девочкой… Фатима знала от кормилицы, что когда настала пора Гоше выйти замуж, отец Фатимы не разрешил ей почему-то… А сейчас Гоша уже совсем старая, совсем слепая…
Муслимат встала, зажгла висячую лампу и вышла. Фатима сняла с себя тоненький кямарик{2} и положила его на стол. Подошла к большому зеркалу, висевшему на степе, и покрутилась перед ним. Потом стала снимать с рук браслеты, отделанные жемчугом. Сняла золотой нагрудник, белое атласное платье и, не погасив лампу, легла в приготовленную для нее постель.
Из позолоченной рамы на нее, улыбаясь, смотрел ее отец, Бийсолтан.
Фатима закрыла глаза. О чем бы ни думала она, — мысль ее настойчиво возвращалась к сегодняшнему празднику. Ей приятно было, что из-за нее поссорились парни. Но разве могла она предположить, что дело дойдет у них до серьезной драки…
Фатима поворачивалась с боку на бок, но заснуть не могла. Она встала, погасила лампу и, кутаясь в одеяло, открыла окно.
Верхушки молодых тополей под окном слегка покачивались на ветру. Чуть слышен был шум реки Кубани. Иногда его заглушал собачий лай, который раздавался то где-то далеко, то совсем рядом.
Задумалась Фатима. Ей вспомнился учитель французского языка, который в Кисловодске давал ей уроки. «Каким странным взглядом он смотрел на меня… Интересно, а как смотрел сегодня на меня Касым?»
Когда Фатима вернулась в постель, уже пропели первые петухи. Послышался стук колес подъезжающей коляски, и очень скоро в доме зазвучали голоса.
Вернулся хозяин дома — Бийсолтан.
Служанка дала ему умыться и поставила на стол завтрак. Но есть Бийсолтану не хотелось. Он взял с подноса позолоченный рог, налил в него вина из графина и залпом выпил.
Взгляд его упал на конверт со штампом.
«Из Екатеринодара…» — решил он, взял костяной нож и вскрыл конверт.
«Его Высокоблагородию господину полковнику…» — начал он читать.
Прочитав письмо один раз, стал читать его снова.
«Созданное у вас общество учителей, в коем состоят и горские учителя»…
— Гм… гм… Трое! Не выйдет! — громко произнес он, потом опять уставился на бумаги: «…ведут тайную работу, неугодную существующей власти»…
Дальше в бумаге говорилось об ответственности полковника Бийсолтана за все события, происходящие в Карачае, а в конце стояло: «Администрация Кубанской области целиком на Вас надеется»…
Полковник положил бумагу в сейф, не спеша насыпал в трубку турецкого табака и закурил. Заложив руку в карман, дымя трубкой, Бийсолтан долго всматривался в портрет царя Николая, висящий на стене.
В Петербурге Бийсолтан немало наслышался о неблаговидных делах, происходящих при дворе. «Но ведь царю нужно все прощать! — думал он. — А этим учителишкам что, собственно, надо?.. Требуют земли?! А я при чем? В чем моя вина, если мой отец, умирая, оставил мне богатство и землю. Что же я теперь, должен кому-то отдать все это?!»
Даже себе Бийсолтан не хотел признаться, что присвоил земли вдвое больше, чем оставил ему отец…
Он ходил взад и вперед по комнате. Потом опять остановился у портрета царя. «Нет, мой государь, тот, кто осмелится противиться твоей воле, тот никуда не уйдет от моей мести!» — сжимая кулаки, думал Бийсолтан.
С этими мыслями он и вошел в спальню жены. Зайнеб лежала на кровати, на пышной перине, под атласным одеялом. Бийсолтану показалось, что жена спит, но Зайнеб из полуопущенных век наблюдала за каждым движением мужа. Она знала, что он очень недоволен ею, сердится на нее за вчерашнее… Вчера они ходили в гости к кадию{3}, Зайнеб кокетничала с ним, а это очень огорчало Бийсолтана.
Он любил свою легкомысленную жену. Ее черные, похожие на смородинки глаза, притягивали его и сейчас, как в юности. «Офицер, горец! А рядом с женщиной чуть не таешь!» — часто корил себя Бийсолтан, но это ему не помогало, и он прощал Зайнеб все.
Бийсолтан снял мундир, поправил погоны и положил рядом с оружием, потом сел на кровать жены и стал снимать сапоги. А Зайнеб сделала вид, что ее разбудили и потому она сердится.