1.
Страшно...
- Лель, ты что? - девочка изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал весело, но в нем все равно явно слышались истеричные нотки.
Глупая. Она все еще надеялась, что это продолжение невинной игры, что вот сейчас мальчик улыбнется светло, как раньше, подойдет ближе, откинет этот страшный нож и прижмет ее к себе, утешая.
- Лель?..
Он всё-таки улыбнулся - растянул потрескавшиеся губы в холодном оскале. Небрежно откинул челку, спадающую на глаза, и осторожно, почти ласково провел языком по окровавленному лезвию, с отстраненным интересом наблюдая за подругой.
Она хотела закрыть глаза, чтобы не видеть жуткой маски, исказившей прежде доброе лицо мальчика, но сияющее серебро, плескавшееся в его взгляде, манило, притягивало, завораживало и лишало воли. По телу разлился липкий, противный страх, сердце билось, словно намеревалось выскочить из груди, а дыхание стало частым и рваным. Рана на ладони, нанесенная пару минут назад, пульсировала болью: кровь всё никак не останавливалась, стекая по пальцам, пачкая яркими пятнами светлый дощатый пол. Перед глазами все плыло - оставались только неправдоподобные, светящиеся глаза напротив. Раньше этот светло-серый цвет был для нее чем-то вроде путеводной звезды, но тогда он был тёплым. Сейчас же - яркая сталь. Холодная и убийственно-прекрасная.
Бежать некуда, да и нет сил сдвинуться с места. Оставалось только смотреть, как он нарочито медленно приближается, не прекращая улыбаться, и стараться не обращать внимания на обжигающе горячие капли, стекающие по щекам, собирающиеся в складках губ. Она слизнула одну - соленая. У девочки вырвался тонкий, дрожащий всхлип, когда он наконец оказался рядом и схватил ее за запястье, нежно провел по нему пальцами, резко вонзив их в кровоточащий порез.
- Зачем ты это делаешь, Лель? - последняя жалкая попытка достучаться до чужого сознания.
- Я должен очистить мир от скверны, - заученно ответил мальчик, вмиг становясь серьезным и коротко замахиваясь ножом.
Крик девочки был недолгим, но пронзительно-громким.
***
Дорога до старой часовни была настолько знакомой, что Каю казалось: он придет сюда даже с закрытыми глазами, даже если все вокруг внезапно изменится, он непременно найдет эту небольшую старую комнатку с многолетней пылью на скамьях и выцветшими витражами. Что раз за разом приводило его сюда - он и сам не мог сказать. Он не был религиозен, да и не осталось здесь уже следов слепой, безграничной веры. Только запустение и уединенный покой. И тишина. Да, наверное, ради этого он и приходил - опускался на переднюю скамью и полностью погружался в свои мысли, бездумно глядя на блеклых ангелов из некогда цветного стекла, подсвеченных слабым светом. Кай приходил по вечерам, во время заката: ему нравилось, как заходящее солнце заставляет эту комнатку жить. Ну и пусть парящая под потолком пыль становится заметнее. Но в лучах заката часовня становилась почти волшебной, загадочной и уютной. В такие моменты как никогда хотелось верить в Господа. Или хотя бы в сказки.
Хотелось верить хоть во что-нибудь, лишь бы не чувствовать обжигающей пустоты внутри, подобной черной дыре, разрастающейся с каждым новым днём. Иногда Кай думал, что же будет, когда пустоте некуда станет расти и она поглотит душу без остатка? Может быть, он умрёт, не выдержав подобного. Или продолжит существовать в виде бесчувственной оболочки, подобии человека - вроде бы парень как парень, а внутри - ничего.
Дверь скрипнула - в тишине это прозвучало излишне громко и как-то зловеще. Кай резко обернулся. В проходе стоял мальчишка, невысокий и удивительно хрупкий на вид, и с интересом осматривался, особое внимание уделяя витражу. Завораживает, да.
- Что ты здесь делаешь? - резко спросил Кай.
Мальчик вздрогнул и перевел испуганный взгляд на него. Робкий какой. Словно Кай съесть его может. Хотя ребенок явно из пациентов, а пациентам запрещено находиться в этой части больницы. Наверное, боится, что ему попадет, вот и съежился, словно в ожидании удара.
- Я... люблю рисовать ангелов, - пролепетал мальчик, сделав несколько шагов вперёд, настороженно глядя на Кая.
Кай не ответил и не отвел взгляда, наблюдая, как ребенок постепенно расслабляется и уже увереннее подходит ближе, а потом и вовсе усаживается рядом, раскладывает на коленях альбом, долго всматривается в понравившееся изображение и начинает легкими плавными движениями водить по листу карандашом. Про невольного соседа он, кажется, забыл вовсе, а тот не мог оторвать глаз от волшебства, творимого человеческими руками - самыми обыкновенными, с худыми запястьями, маленькими ладошками и длинными тонкими пальцами. Наблюдать за ним оказалось интересно - когда все выходило правильно, в светло-серых глазах словно звезды загорались, и губы растягивались в довольной улыбке, а если что-то не получалось, юный художник хмурился, отчего между бровей появлялась глубокая складка, которую хотелось разгладить пальцем, и закусывал губу, стирая неверные линии и рисуя их заново, до тех пор, пока не получится, как нужно. Можно было подумать, что от частых исправлений рисунок будет выглядеть небрежно, неаккуратно, но на самом деле эта небрежность придавало ему странного очарования. Ни один штрих не являлся лишним, все они, даже не до конца стёртые или размазанные, дополняли общую картину. Особое внимание мальчик уделял крыльям, прорисовывая каждое перо с особой тщательностью. Он обводил их снова и снова, и в один миг Кай понял: всё это и затевалось только ради прекрасной пары крыльев, легких, воздушных, но поразительно сильных - по крайней мере, так казалось неискушенному наблюдателю.
- Нравится? - вернул его в реальность нерешительный голос.
- Тебе нельзя быть здесь, - Кай проигнорировал вопрос.
- Всё равно, - мальчик равнодушно пожал плечами. - Я - Хейлель, кстати. Можно просто Лель, если так проще.
Ребенок без страха протянул руку. Кай проигнорировал ее, но все же соизволил ответить:
- Кай.
- Тебе не идёт.
- Хм?
- Я читал про Снежную королеву. Имя - холодное.
Боже, ну какое дитя! Читал он...
- И что?
- Имя - холодное, - повторил Хейлель так, словно это все объясняло. - А руки - теплые, - в доказательство он схватил Кая за ладонь, сжал крепко. - Видишь?
Каю стало неловко. Он вообще не любил, когда к нему кто-то прикасался - это воспринималось как слабость, уязвимость. А он давно понял, что уязвимым быть нельзя: те, у кого душа нараспашку, никогда не живут долго и счастливо. Во всяком случае, Кай никогда таких не встречал. Но прикосновение этого мальчишки отторжения не вызвало. Чтобы удостовериться, он перехватил ладонь Леля, осторожно погладил её большим пальцем, прислушиваясь к собственным ощущениям. Спокойно и уютно. Значит, не показалось. Почему-то было даже не жаль. Может быть, это шанс вырвать из сердца съедающую его пустоту?
- Да нет, глупости, - негромко пробормотал он.
- Ты о чём? - недоуменно спросил Лель, переводя взгляд с задумчивых глаз напротив на собственную руку, которая все еще находилась в чужой ладони.
- Забудь, - Кай неожиданно улыбнулся и выпустил маленькую ладошку. - Тебе пора, иначе будут неприятности.
Мальчик нерешительно кивнул и встал.
- Доброй ночи, Кай.
- И тебе.
Хейлель ушел, а Кай еще долго сидел в одиночестве, странно улыбаясь и чувствуя, как в груди все-таки зарождается странное тепло, похожее на... надежду?
***
Имя: Хейлель Адамс
Возраст: 16 лет
Предварительный диагноз: диссоциативное расстройство личности*
Эмоционально неуравновешен. Психика неустойчива. Умеренно опасен для окружающих.
На данный момент больной в состоянии ремиссии. Сознание ясное. Спокоен, доброжелателен, неконфликтен.
Лекарства и процедуры по расписанию. В нарушении режима не замечен.