— Где?
— Не помню.
— Когда?
— На свободе еще.
— Так. Но по показаниям знавших тебя ты никогда не имел и не носил на руках ничего. Прочесть эти показания?
— Не носил, когда сидел. А здесь нужны стали. Там без них обходился.
— Хорошо. Сейчас я зачитаю список всех вещей, выданных тебе при отправлении на Камчатку. Читать?
— Читай, не читай, я лучше знаю. Часы эти никому не показывал, они мне в память.
— От кого же?
— Это я не обязан говорить.
— Ладно. Тогда заслушай приметы и описания часов и ремешка к ним. Это — показания человека, ранее близкого к Авангарду Евдокимову. Читать?
— Давай.
Яровой достал показания жены Гири — Ануш. Стал читать:
— Часы марки «Победа»…
— Их миллионами выпускали, — перебил Муха.
— На черном кожаном ремне с обычной стальной застежкой. Стержень застежки сломан и плохо удерживал ремень, — указал Яровой на обломок стержня.
— Это не доказательство.
— Стекло часов имеет трещину посередине — продольную, — указал Яровой на треснутое стекло.
Деревом придавил. Лопнуло. Совпадение.
— Так. Предположим. На обратной стороне часов большая буква «С». Она напоминала кличку владельцу, — прокомментировал Аркадий.
— Не кличка это, а мое имя — Сенька я! Вот и буква! Верно. Сам гвоздем писал, метку ставил.
— Зачем же, если не носил?
— На случай, если украдут.
— Ну что ж, продолжим дальше о приметах?
— Читай, — вспотел Сенька.
— Стрелки часов из разного металла, — повернул Яровой часы к Мухе.
— А что такого? Чинил. Все верно.
— Где?
— В Оссоре еще. Слетай — убедишься.
— Не слишком ли много совпадений?
— Это ты брось. Не те времена. На одних совпадениях ничего не докажешь, — хмыкнул поселенец.
— Так, зови двоих мужиков. Понятыми. Я изымаю эти часы, — сказал Аркадий.
Вскоре в будку вошли двое лесорубов.
Написав протокол об изъятии часов. Яровой предложил подписать его понятым. Те топтались нерешительно. Смотрели на бригадира.
— А зачем они вам? Возьмите мои. Они поновее, — съязвил один.
— Он их в память берег. Мы все их знаем. Зачем отнимаешь? — гудел второй.
— Об этом мы поговорим потом. А сейчас подпишите протокол.
— Я не буду в этой афере, — повернулся к двери первый.
— Я тоже.
— Стойте! Подпишите! Потом он мне их как миленький принесет. Вы ж свидетели! — остановил их Сенька.
Лесорубы неохотно подписали протокол. И, окинув Ярового прицеливающимися взглядами, вышли из будки.
На следующий день Яровой отыскал прораба участка. Решил узнать о Мухе и у него.
Разговорились. Прораб, услышав, кто интересует следователя, откровенно рассмеялся:
— Сеня? Да ну, чем он мог провиниться, чтоб им и поныне интересовалось следствие? Он каждый день, каждый час, каждую минуту у нас на глазах. По-моему, даже оскорбительно до сих пор подозревать человека, давно осознавшего свою вину. Неужели за прошлые ошибки он всю жизнь расплачиваться должен? Ведь он самый лучший рабочий. Самый надежный бригадир. Так наши свободные не могут работать, как он! А вы отбиваете у него руки и настроение! Разве это правильно? Что он мог совершить преступного, находясь ежеминутно на деляне. Не выезжая даже в село! Ведь это чудовищно — упрекать постоянно за ошибки многолетней давности!
— Давайте поговорим без эмоций. У меня уже имеется на руках улика, косвенно подтверждающая мое подозрение. И она — неопровержима. Это факт! Вещественное доказательство!
— Какое? Уж не часы ли? Мне о них Сеня рассказал. Вы вчера их изъяли. Это что ли? Так и у меня такие же. Вот смотрите! — Может и я виноват? — рассмеялся прораб, показав свои часы.
Яровой глазам не поверил. Та же марка, та же трещина, те же разные стрелки, только ремешок новый. Коричневый. Но стержень погнут на середине и вот-вот обломится.
— А у нас в часовой мастерской нет запчастей к этим часам. А новых часов не завозят. Не до них. Есть более необходимые товары. А трещины, разбитые стекла— у всех. Ведь на лесоповале работаем. Всякое бывает. Тут не часы, голову сберечь важно. А вы придрались к ним.
Аркадия насторожило это сходство часов. Заинтересованность прораба выгородить Сеньку во что бы то ни стало. Любыми путями. Случайно ли это? Вряд ли! Ведь вон и слушать ничего не хочет. Завелся. Считает, что за прошлое подозреваю. А в нынешнем — ручается за Муху, как за себя. Возможно, что в чем-то и прав. Но заинтересован он в бригадире. Не здесь ли ключ? Не в этом ли вся разгадка? '
— Скажите, а сколько кубометров леса дают за месяц другие ваши бригады?
— Когда как.
— А в среднем?
— По девятьсот кубов, по тысяче. В зависимости от делян и почв.
— А у свободных как получается в среднем?
— Тоже так.
— А план каков для каждой бригады?
— Его утверждаем согласно выделенной площади.
— По леспромхозу, в целом, какой план выработки на месяц дают?
— А вам зачем это? — насторожился прораб.
— Знаете, хочу понять, насколько необходим здесь Сеня. Может, вы и правы…
Яровой внимательно слушал, запоминал каждое слово. Ведь прораб поверил…
— В целом нам надо дать за месяц по плану пятьдесят четыре тысячи кубометров леса. И это на пятьдесят семь бригад. А участки у нас трудные. С транспортом плохо. С вывозом леса на нижние склады и того хуже. На лошадях возим. Тракторов мало. План даем на надрыве. А все потому, что лесные дороги не приспособлены под вывоз леса машинами. Да и специальных лесовозов мы не имеем. Нет бульдозеров. Мы задыхаемся без техники. Все делаем руками. Человеческими руками. И в этом наши первые помощники — поселенцы! Как вам ни странно. Свободные — сколько могут, столько делают. Они не станут из кожи лезть. Что им показатели, планы, премии! Им важно сохранить здоровье. Другое дело — поселенцы! Им нужны не столько заработки, сколько хорошие характеристики к освобождению. Зачеты. Они не считаются ни с погодой, ни со временем, ни с условиями! Они вытягивают планы. Работают не щадя себя. Вот потому у нас и говорят, что один поселенец — целой бригады стоит.
— Понятно, — тихо сказал следователь.
— А Сеня один — за три бригады!
— Ого! — повернулся Яровой к прорабу.
— Да, по физическим возможностям. Но вед? так принято считать, что лучшее средство перевоспитания преступников — физический труд. И мы с этим согласны. Результаты — наглядны.
— Скажите, а бригады, где работают свободные лесорубы, часто не выполняют планы?
— Всегда выполняют.
— Вы только что говорили…
— Заставляем выполнять.
— А как? Если на их участках невозможно взять требуемое для плана количество леса? Если почвы, погода — помехой в работе? Если леса на участке мало? Как тогда?
— В последние десять дней месяца отправляем их на другие участки. Где большое сгущение леса. Там они наверстывают отставание.
— И выполняют планы? — спросил Яровой.
— Конечно.
— А сколько у вас бригад из вольнонаемных?
— Тридцать семь!
— Значит, двадцать — поселенцы?
— Естественно.
— Скажите, а как же дело обстоит с духовным перевоспитанием поселенцев? В село они не ездят. Все время в работе…
— Они в село не ездят, зато у них бывают.
— Кто?
— Милиция.
— А еще?
— Лекторы приезжают. Кино привозили. Газеты, журналы…
— А непосредственное общение с жителями села?
— В этом не видим необходимости.
— Скажите, работы на делянах проводятся круглый год? — Да.
— А как проводится сверка выработки и сплава леса? Кто этим занимается от бригады?
— А зачем? Этим ведает наш мастер. Он смотрит за тем, чтобы на месте выработок не было бревен, ведет подсчеты кубатуры.
— Он поселенец?
— Нет. Свободный.
— Где его можно найти?
— Он на нижнем складе. Если хотите, я скажу трактористу. Он скоро вернется. Возьмет хлысты и вас прихватит.
— До какого времени мастер будет на нижнем складе?
— До вечера.
— А точнее?
— До семи часов вечера.
— Тогда я еще побуду здесь.
— Как хотите, — отвернулся прораб. И вскоре ушел, оставив Ярового один на один с тайгой и бригадой поселенцев.
Следователь медленно шел по участку. Здесь уже прошла вырубка. И прореженный лес еще не оправился от человеческих рук. Вон примятый поваленным деревом куст еще с трудом расправляет ветки. Больно ему. Удар был в пору цветения. А и теперь стонет куст кишмиша. Ягод не будет. Не порадует он нынче косолапого хозяина тайги сладостью своей. Облетели цветы, засохли на обломанных ветках. И стоит куст убогим калекой. Когда оживет? Вернется ли к нему его весна.