Но эта земля! Она не приснилась! Она вот, под ногами, ее, если захочешь, потрогать рукой можно. Живую, настоящую. Следователь тихо идет по пирсу. Свернул на аллею. Потом на сопку. Тут тихо и одиноко. Вокруг ни души. Лишь деревья, укрыв его от чужих взоров молодыми кронами, тихонько перешептываются.
Аркадий садится на землю. Она еще не согрета настоящим теплом. Весна сюда сделала лишь первый робкий шаг. И украсила землю наспех. И все же — это земля!
— Здравствуй! — говорит ей Яровой и думает: «Северная, или южная, близкая или дальняя, ты всегда была и останешься домом человеческим. Самым дорогим. По тебе мы делаем первый шаг в жизни, в тебя и уходим! Ты радость и печаль наша. Ты мать и дитя рода человеческого. И мы, как твоя частица, капля крови твоей, до смерти с тобой неразлучны. В море ли, в небе, мы остаемся твоею теплинкой, дыханием твоим. Ты понимала и принимала любого. К тебе, как к матери на колени, клали головы герои и подлецы. Ты всех жалела и прощала. Всем давала приют и отдых. Берегла сон. Сколько смеха и слез застыло на груди твоей! И никому о том не сказала. Земля! Ты добра и терпелива. Приветлива и щедра! Ты большая, единая и единственная мать человеческая. Спасибо тебе, Земля! Прими и меня! На северной окраине твоей я навсегда останусь земным сыном твоим. Спасибо тебе за приют. За то, что дождалась! За то, что малым теплом и тем со мной поделилась. Останься мне матерью. И сохрани!»
Деревья, словно подслушивая мысли человека, — замерли. Утихли. Перестали шептаться. Яровой медленно встает. Возвращается к морскому вокзалу. Подходит к стоянке такси.
— Тебе куда?
— В гостиницу!
— В какую?
— В любую.
— Так они же заняты.
— Попробуем.
— Ну, садись, — приглашает таксист в машину.
— Поехали, — улыбается Яровой.
— Приезжий? — смотрит таксист на Аркадия.
— Да.
— Из района?
— Нет. С материка.
— На работу к нам?
— Нет. По делам.
— Надолго?
— Нет.
— Ну, иди узнай. Может тебе и повезет с местом. Только вряд ли. Слет оленеводов идет. Все гостиницы битком забиты. Надежд мало.
Но ты попробуй.
— На всякий случай, подожди, — просит его Аркадий.
— Ладно.
Но ни командировочное удостоверение, ни просьбы, ни уговоры — не помогли. Пожилая, вся в завитушках администратор ответила замороженным голосом:
— Мест нет.
— Я издалека. Ненадолго, — объяснял ей Яровой.
— Все издалека, все ненадолго.
— Мне бы на одну ночь.
— И на один час не могу.
— Я только что с судна.
— У нас здесь все не с неба валятся.
— С вашим гостеприимством, хозяйка, не в гостинице работать! — разозлился Аркадий.
— А где?
— В морге! Вот где!
Администраторша что-то кричала вслед. Но Яровой уже сел в такси.
— Что? Не повезло? — сочувственно глянул таксист,
— Не повезло.
— Куда теперь?
— В другую, — нахмурился Аркадий.
— Так и там то же самое.
— Посмотрим, — буркнул Яровой.
Они ехали молча. Но вскоре шофер оживился.
— Видишь? Вон — наверху! Это памятник Витусу Берингу. Открывателю Камчатки.
Яровой глянул. На возвышении стоял бронзовый бюст Беринга, повернутый лицом к морю. Чугунные цепи оградили памятник.
— Открыл клад. Нечего сказать! — невесело усмехнулся шофер. И продолжил: — А вон смотри, пушка! Тоже памятник. Защитникам форта, отбившим англо-французскую эскадру. Отстоявшим Камчатку.
Пушка была направлена на бухту.
— А это сопка Никольского. Сюда рыбаки после рейсов приходят. Возвращение обмывать. А городские туда влюбляться бегают.
Яровой глянул на кудрявую, круглоголовую сопку. Вздохнул и сказал:
— Это потом. Ты давай в гостиницу вези, мне, браток, сейчас не до экскурсий.
Шофер умолк понимающе. Включил скорость. И, не оглядываясь по сторонам, помчался, разбрызгивая лужи, по длинной булыжной улице.
— Вот! Давай узнавай! — бросил таксист.
— Подожди.
— Если на чай будет.
— Будет. На кофе.
— Тогда давай! Но побыстрее, — повеселел шофер.
В темной администраторской сидели коряки. Парни, девушки. Аркадий подошел.
— Кто администратор?
— Нет ее. Обедает.
— Скоро придет?
— Нет. Но если вы остановиться хотите, то мест нет.
— Совсем? — не поверил Яровой.
— Мы сами в коридоре спим. На всех не хватило, — ответил парень, отогревающийся чаем. Аркадий повернул к двери.
— Что делать? — спросил он самого себя.
— Опять нет? — встретил таксист.