В районном отделении милиции Ярового встретили приветливо. Долго расспрашивали об Армении, о жизни в ней. А когда узнали, зачем он приехал, всполошились.
— Убийство? Не Медуза? Слава Богу! — вздохнул начальник милиции.
— А теперь второй — Арсений. По кличке Муха. Я знаю, что он отправлен на Сахалин. В данном случае меня интересует — за что он выслан отсюда, и как он себя проявил здесь? — спросил следователь.
— Муха? Это тот, что жил в Ягодном? На острове Карагинский? — припоминал что-то начальник милиции.
— Да. Этот.
— Помню. Эдакий верзила. Он там с одним нашим мужиком жил. С Николаем. Тот старшиной катера работал. Погиб. Волки задрали.
— Кого? — опешил Аркадий.
— Николая.
— А-а.
— Так вот они почти год жили на этом острове вдвоем. Если не считать волков. Но тоже как волки — по разным домам. Видно, не поладили меж собой.
— Причины знаете? — спросил следователь.
— Нет. Николай не говорил ничего.
— А кем работал Муха?
— Коптильщиком. Рыбу коптил. И надо заметить, к его чести, отменным мастером стал. Зимою он дрова заготавливал. Правда, особых подробностей о его работе я не знаю. В госпромхозе надо спросить. Они помнят. От них он там работал, может кто-то общался, знают лучше. Я только об одном случае знаю. Этот Сенька, в тундре, голыми руками волка задушил. Матерого. Я, когда услышал о том, своим ушам не поверил. Человек — волка! На это навык надо иметь! Не зря убийцей был. Ох и не зря! Волк — стальная пружина. Это — заряд. Вон Николая порвали. Звери — человека. Жутко, но понятно. Здесь же человек— зверя. Кто из них больший зверь, мы так и не поняли. Одно мне было ясно, что Сенька, поселенец наш, опаснее волка. И в злобе своей хуже зверя.
— А как он в работе был?
— Коптильщик отменный. Но что-то с кассиром госпромхоза не ладил. Тот мне жаловался, что Муха даже в присутствии женщин — всячески его обзывал и нередко обещал поменять местами голову и зад.
— За что? — заинтересовался следователь.
— Черт их знает. Кассир тоже хороший прохвост. Жуликоватый, черт. Воровитый. Но поймать не удалось за руку.
— Да, надо узнать, чего они не поделили.
— А что, вы Сеньку подозреваете в убийстве?
— В числе прочих и его, — ответил Яровой.
— Этот может. Он же и отбывал за убийство. К тому же, все, кто с ним общался, не в восторге от него. Злой он человек. Любил грозить. И что ни слово — мат. Не язык, а помойка. Он не больше десятка человеческих слов знал. Остальное — «феня» и матерщина.
— Это еще ни о чем не говорит, — вздохнул следователь.
— Как ни о чем? — Мы на остров ежегодно посылали школьников. Ребятишек. Так вот он даже их не стеснялся. Стыдно сказать, как он при них выражался. При детях. Ничего святого у него за душой не было. Ничего чистого. Приехали мы как-то в Ягодное, он рыбу под посол разделывал. Ножом, как отменный душегуб орудовал. Нет бы оглушить рыбину, потом потрошить, он ее живую. И матом ее — вместо соли посыпает. Тошно слушать.
— Рыба — не человек, — возразил Аркадий.
— От одного до другого один шаг.
— Возможно, вы и правы. Но мне хотелось бы посмотреть дом, где он жил. Он теперь занят?
— Нет.
— До Ягодного добраться как можно?
— Вообще-то мы можем помочь. Выделить катер. Свой. Вам он надолго нужен?
— Отвезти. А на следующий день приехать за мной, — сказал Яровой.
— Так долго! — изумился начальник милиции.
— Так нужно, — поправил его следователь.
— Хорошо. До отбытия катера у вас еще есть свободное время. Четыре часа. Катер будет ждать вас на берегу.
— Как я его узнаю?
— Просто. У него на борту написано большими буквами — «Милиция».
— Хорошо. Тогда я успею еще встретиться с кассиром, о котором вы говорили. Может, он и добавит кое-что к вашему рассказу.
— Этот добавит! Как же!
— А что?
— Сенька ваш его врагом был.
— В любой информации мы ловим крупицы истины.
— Верно. Удачи тебе, — сказал начальник милиции, прощаясь. Кассир приподнял от стола плешивую макушку. Повернул голову — мячик на веревочной, морщинистой шейке. Мышиными глазками уставился.
— Вам кого? — надтреснуто спросил он.
— Вас! Вы кассир?