Выбрать главу

– Видите, какой шум вы устроили, – он улыбал­ся, – подождите, не то еще будет… Но 12 апреля уже не повторить, – вдруг сказал Королев, и в его словах слышалась грусть…

Каждая минута этого дня высвечена воспоминания­ми тысяч людей, которые были на Байконуре, встречали Юрия Гагарина в приволжских степях, следили за его полетом на наземных измерительных пунктах. Каждое его слово известно, ни один шаг до старта и после воз­вращения из космоса не выпал из памяти участников и свидетелей космического подвига.

О 12 апреле 1961 года написаны книги, сняты филь­мы. Рядом с Гагариным всегда Королев, и иначе не может быть.

Этот день (пожалуй, он был единственным) в пол­ной мере раскрыл характеры обоих – Королева и Га­гарина. Он показал: история человечества не случай­но соединила их судьбы.

Гагарин собран, сдержан. Он отрешился от самого себя. Юрий Алексеевич прекрасно понимает, как бес­покоятся за него и волнуются все, кто провожает его к ракете, поднимается вместе на лифте к кораблю. Они пытаются успокаивать его, но на самом деле – сами нуждаются в тех самых словах, что произносят. И Гагарин каждым словом, жестом показывает им: «Все бу­дет хорошо!» Он снимает напряжение, и, следя за ним, люди становятся увереннее в себе.

А из остающихся на Земле лишь Королев ничем не выдает своего волнения. Он подчеркнуто спокоен, де­ловит.

Гагарин остается в корабле один.

Через несколько минут раздалось знаменитое «по­ехали!», и на наблюдательном пункте раздались апло­дисменты, хотя никаких оснований для ликования еще не было: ракета только начинала подъем, и все могло произойти. Но люди, прекрасно понимающие, насколь­ко еще бесконечно далеко до космоса, не смогли сдер­жаться…

На связи с Гагариным был Королев.

Много раз я прослушивал запись радиопереговоров. Ни до старта, ни во время вывода на орбиту – ни ра­зу Королев не выдал своего волнения. Казалось, он не испытывает никаких эмоций.

Они оба – Гагарин и Королев – были спокойны.

Но есть киносъемка. Сергей Павлович у микрофона. Он ведет переговоры с бортом корабля. И мы видим его лицо… Этот человек на экране мало похож на при­вычного Королева. Волнуется он бесконечно!

А ведь съемка проходила позже, уже после возвра­щения Гагарина. Кинематографисты попросили Сергея Павловича повторить все, что он говорил во время старта. И Королев вновь пережил те, гагаринские, ми­нуты. Теперь уже не сдерживая себя…

12 апреля 1961 года… Да, много написано об этом дне, сняты сотни кинофильмов, но тем не менее хочет­ся вновь и вновь возвращаться в то ясное солнечное утро, чтобы опять пережить волнения того дня. С го­дами они не притупляются, не стираются из памяти – ведь это звездные мгновения не только для тех, кто был в то утро на космодроме, но и для всех нас – со­временников Гагарина.

5 часов 30 минут

– Юра, пора вставать, – Карпов тронул за плечо Гагарина.

«Я моментально поднялся. Встал и Герман, напевая сочиненную нами шутливую песенку о ландышах.

– Как спалось? – спросил доктор.

– Как учили, – ответил я».

Позавтракали по-космически – из туб. Не очень вкусно, но надо, а вдруг придется пробыть в космосе несколько суток?!

– Такая пища хороша только для невесомости – на земле с нее можно протянуть ноги. – Настроение у Юрия веселое, приподнятое.

6 часов

Заседание Государственной комиссии.

– Замечаний нет, все готово, – доложил Королев. Космонавты в монтажно-испытательном корпусе.

– Меня одевали первым, – рассказывает Г. Ти­тов. – Юрия вторым, чтобы ему поменьше париться, – вентиляционное устройство можно было подключить к источнику питания лишь в автобусе. Кому-то из оде­вавших нас пришли на ум слова гоголевского Тараса: «А поворотись-ка, сынку! Экой ты смешной какой!» Мы взглянули с Юрием друг на друга и, хотя уже по­привыкли к скафандрам, не смогли удержаться от улы­бок. Неуклюже дошагав до дверей, мы остановились на пороге. От степи тянуло ветром, и под открытым гер­мошлемом пробежал приятный холодок. Ну а от до­мика – десять шагов до автобуса.

Подошел Королев. Он выглядел усталым. В минув­шую ночь он не сомкнул глаз.

– Все будет хорошо, все будет нормально, – за­верили его космонавты.

Сергей Павлович сел в свою машину и уехал на стартовую.

6 часов 50 минут

Короткие минуты прощания.

Над стартовой площадкой прозвучали слова Юрия Гагарина, которые скоро облетят весь мир: «Через не­сколько минут могучий космический корабль унесет ме­ня в далекие просторы вселенной. Что можно сказать вам в эти последние минуты перед стартом? Вся моя жизнь кажется мне сейчас одним прекрасным мгнове­нием. Все, что прожито, что сделано прежде, было про­жито и сделано ради этой минуты…»

У лестницы, ведущей к лифту, Юрия обнял Сергей Павлович.

Объявлена двухчасовая готовность

Гагарин вышел на связь.

– Юрий Алексеевич, как вы себя чувствуете? – спросил Королев.

– Спасибо. Хорошо. А вы? Сергей Павлович не ответил. На связи – Павел Попович.

– Юра, ты там не скучаешь? – интересуется он.

– Если есть музыка, можно немножко пустить…

– Даем.

– Слушаю Утесова. Про любовь.

Все невольно улыбнулись. Кажется, этот парень уже завоевал всеобщую любовь.

За два дня до пуска Попович ночевал в одной ком­нате с Гагариным.

– Юра, а ты не зазнаешься? – Павел хитро прищу­рил глаза. – Вернешься оттуда, – Попович неопреде­ленно махнул рукой, – здороваться перестанешь…

– Да как ты мог подумать такое?! – удивился Га­гарин. – Ну как ты мог такое сказать! Я же с вами все время. Нет, ты меня не знаешь! Совсем не знаешь!

– Успокойся, я пошутил.

Гагарин повернулся, рванулся к Поповичу, обнял его.

– Понимаешь, обидно такое слышать, – он говорил быстро, проглатывая слова, – очень обидно. Ведь и ты мог быть первым, и Герман, все ребята. Я же не виноват, что выбрали меня.

За два часа до старта Попович рассказал об этом случае Сергею Павловичу. Королев, невыспавшийся, расхаживал по бункеру: «Главный не в своей тарел­ке, – сказал один из стартовиков. – Его нужно от­влечь». Попович вспомнил о своей неудачной шутке – он понимал, что сейчас Королев способен слушать толь­ко об одном человеке.

– Значит, обиделся? – Королев улыбнулся. – Да, Юрий Алексеевич совсем иного плана человек. Я таких люблю… Павел Романович, стойте у этого телефона и не подпускайте меня, даже если буду ругаться. Хорошо?

Красный телефон. Если снять трубку и сказать всего одно слово, стартовая команда сразу же прекратит под­готовку к пуску. Всего одно слово – «отбой». Немногие имели право подходить к этому аппарату.

Павел понял Королева.

– Хорошо, Сергей Павлович, я не разрешу вам зво­нить.

Тот усмехнулся и вновь стал расхаживать по бункеру.

Поповичу показалось, что, когда объявили об очеред­ной задержке на старте, Сергей Павлович направился к телефону. Павел преградил ему путь:

– Вы сами приказали не пускать…

Лицо Королева начало краснеть. Наступила тишина, здесь хорошо знали, что характер у Главного крутой.

По громкой связи объявили, что подготовка к пуску вновь идет по графику. Королев сразу успокоился.

Потом уже в Москве он сказал Поповичу:

– Молодцом вел там, у телефона. И в космосе надо так же держаться, теперь знаю, что и его выдержишь…

У Королева были основания, чтобы все остановить… И у него, как у Главного конструктора, было такое пра­во. Об этом эпизоде ведущий конструктор «Востока» рассказал в нашей беседе:

– 11 апреля, уже ночью, я приехал из института, от медиков, где готовились космонавты к полету. Привез большой материал. Он назывался «Завтра полетит че­ловек».

– Завтра? – переспросил ведущий конструктор.

– «Завтра» – подразумевалось «скоро». Естествен­но, мы не знали, что старт будет именно 12 апреля… Итак, захожу к главному редактору «Комсомольской правды» Юрию Воронову. И хотя было известно, что в ближайшие дни человек будет в космосе, все-таки не ре­шились напечатать эту статью: слишком фантастическим это все казалось…