И рукописи древние читал,
И нудную латынь делил со скукой.
Мне не было тогда и двадцати.
А с виду – первый парень на деревне,
Поскольку курс был без ребят почти.
Одни девчонки…
Но зато царевны.
Вхожу в аудиторию, как встарь…
Вот здесь в углу сидел я с юной дивой…
Она смущалась, помню, —
«Перестань!»,
Когда шептал я, как она красива.
Я вновь в аудитории сижу.
Спустя полвека, с юностью чужою.
На свой язык их сленг перевожу,
Хотя я понимаю все душою.
Им тоже нет, наверно, двадцати.
Наивны и мудры, не без идиллий,
Они пройдут те самые пути,
Которые до них мы проходили.
Быть может, им чуть больше повезет.
И от невзгод очистится Россия.
И общий сад наш пышно расцвет,
Когда при нем садовники такие.
…Я ухожу из будущих времен
В свою эпоху, радуясь той встрече…
Над Тверью тот же синий небосклон.
И мир вокруг неповторим и вечен.
После грозы
Гром в небо ударил со зла —
и небо, как водится, в слезы.
Дырявая крыша березы
опять надо мной потекла.
Как тыща серебряных гривен,
тяжелые капли стучат.
Сердит неожиданный ливень,
но я ему искренне рад.
Он радугу вывел за лес.
Веселый, напористый, быстрый,
внезапно прозрачною искрой
на солнце блеснул и исчез.
От луж заблестела тропа.
И видно – на горизонте,
как травы купаются в солнце
и тянутся к солнцу хлеба.
И свежесть такая кругом,
как будто арбуз разломили.
Вдали еще сердится гром,
видать, из последних усилий.
И сердце тревожа мое,
весь день эта свежесть струится.
Быть может, на этой странице
осталось дыханье ее?
Сад камней
Гостеприимные японцы
Мне показали сад камней,
Кому я, словно щедрый спонсор,
Готов отдать был пару дней.
Мне говорили, что в саду том
Откроется вся жизнь моя…
…Я в сад явился ранним утром
И впал в причуды бытия:
Вздымались ввысь – три темных груды
Камней, свезенных напоказ.
Сидел я в ожиданье чуда,
И не сводил с пейзажа глаз.
И чудо вдруг во мне случилось,
И образ прошлого возник.
Мне Время оказало милость,
Былую жизнь вернув на миг.
Года из той поры недавней
Входили заново в меня,
И, видно, что-то знали камни,
Чего не мог предвидеть я.
Я спроецировал былое
На каждый свой грядущий час.
И показалась жизнь иною,
Хотя еще не началась.
И в новом свете я увидел
И свой исток, и свой итог…
И, словно одинокий витязь,
Встал на распутье трех дорог.
Где все могло пойти иначе…
В саду камней к исходу дня
Я знал, что жизнь переиначу…
…И камни поняли меня.
Апрель
Апрель приходит на землю днем.
Утром его еще нет.
Утром лужи забиты льдом,
на снегу еще чей-то след.
Это утром.
А днем от сле́да
не останется и следа́.
Рассмеявшаяся вода
вдруг напомнит,
что скоро лето.
О, апрель, ты, как юность, чист,
откровенен, непостоянен…
Мир своим порази сияньем,
первым ливнем над ним промчись!
«Близость познаешь на расстоянье…»
Близость познаешь на расстоянье,
чтоб, вернувшись, бережней беречь.
Я грустил о ней при расставанье
и дивился после наших встреч.
И всегда была разлука трудной.
Жил я так, теряя суткам счет,
как река, что, скована запрудой,
нетерпеньем трепетным живет.
Море
С утра бушевало море.
И грохот кругом стоял:
сошлись в первобытном споре
с грозою девятый вал.
Смотрел я на шторм влюбленно,
скрывая невольный страх.
Две капли волны зеленой
остались в моих глазах.
А море рвалось, кипело,
никак не могло остыть,
как будто земле хотело
душу свою излить.
Нависло над морем небо,
и споря с ним злей и злей,
темнело оно от гнева,
чтоб в радости быть светлей.
Еврейские жены
Еврейских жен не спутаешь с другими.
Пусть даже и не близок им иврит.
Я каждую возвел бы в ранг богини,
Сперва умерив вес и аппетит.
А как они красноречивы в споре,
Когда неправы, судя по всему.
Душа их – как разгневанное море.
И тут уже не выплыть никому.
Мой друг художник – молодой и светский, —
Разводом огорчась очередным,