Случайно в поликлинике Литфонда…
…Его друзья уже вернулись с фронта,
А время мне напомнило фугас
Замедленного действия, который
Потом взорвал стихами шумный город.
И этот взрыв нежданно сблизил нас.
Поэт стоял на сцене и молчал.
Он только что прочел стихи о мире.
Зал грохотал, как волны о причал.
Он улыбался, дожидаясь штиля.
Продолжив чтенье, вдруг на миг умолк,
Волшебную строку забыв угрюмо.
И зал ему подсказывал, как мог, —
Кто шепотом, кто радостно и шумно.
Потом напишут – он стихи забыл
Нарочно, чтобы убедиться,
Что юный зал его боготворил,
К кому он обращал свои страницы.
Но он-то знал, что не порвется связь
Меж ним и залом… Остальное – небыль.
И мысль его над залом вознеслась,
Чтоб возвратиться откровеньем Неба.
Спустя года он вспомнит вечер тот
И все слова в тиши исповедальной.
И вновь в его душе строка замрет,
Как и тогда – призывно и печально.
«На булавке бьется стрекоза…»
На булавке бьется стрекоза,
неподвижно выпучив глаза.
Крыльями прозрачно шелестит.
Кажется, рывок – и полетит.
Но булавка крепко, как копье,
пригвоздила на стену ее.
И, раскинув крылья, стрекоза
погасила круглые глаза.
Вытянулась в темную струну
и вернула дому тишину.
Так она в порыве и замрет,
будто приготовилась в полет.
Потерянный вечер
Включил сегодня я ток-шоу снова.
Хотел послушать умный разговор.
Господь сказал – «Вначале было Слово…»
Но Он не знал, что Слово это – ор,
Когда никто не слушает друг друга,
Что удивляет мудрую страну.
Одним ток-шоу – вариант досуга.
Другие любят личную войну.
Ну а ведущий сохраняет верность
Натуре избалованной своей…
И покидает зал интеллигентность,
Когда перебивает он гостей.
И снова в гаме затерялись речи…
У передач таких один акцент:
Забить своим многоголосьем вечер.
И я его меняю на концерт.
Рыжий
Я по утрам встречаю его —
доброго рыжего пса.
Он ждет появления моего,
жадно глядит в глаза.
И я делюсь с этим милым псом
всем, чем мой стол богат:
кусочком сала, хлеба куском…
А он, как всегда, им рад.
И так я дружу с ним который год,
не ведая ничего:
чей он, откуда, и где живет,
и как величать его.
А пес красив и здоров, как волк,
пожаром пылает шерсть…
Однажды его я домой привел,
сказал – поселяйся здесь.
Я другу железную цепь купил,
ошейник достал ему…
Но, видно, простор ему больше мил —
дурашному псу тому.
Не соблазнившись чужим теплом,
удрал той же ночью пес.
А утром ждал меня за углом:
мол, что-нибудь мне принес?
Пес к жизни бродячей своей привык.
И с детства он с нею прост:
летом носится, свесив язык,
зимою – поджавши хвост.
И так случается иногда —
без сна он проводит ночь:
спать ему не дают холода,
ветра его гонят прочь.
Но пес судьбы своей не сменил.
И рад, видно, той судьбе.
Значит, у рыжего много сил
остаться верным себе.
Чужие
Меня сюда случайно пригласили…
Закрылась дверь,
и показалось мне,
что где-то очень далеко Россия,
а я с чужой страной наедине.
Здесь все не наше —
и глаза
танцы.
Чужое все —
от песен до тряпья.
Здесь даже имена под иностранцев,
а русское —
лишь черный хлеб
да я.
Меня сюда позвали по ошибке,
решив подать,
как сладкое,
к вину.
И ждали,
что под сытые улыбки
стихи я декламировать начну.
А я не стану!
Нету настроенья.
Мне так здесь скучно —
я вам доложу.
Я поднимаюсь…
Сетую на время
и радостно в Россию выхожу.
Бой продолжается
Это все далеко,
но близко…
Где-то матери ждут солдат.
обелиски
прямо в душу мою глядят.
Смотрят в сердце глазами павших,
словно бой еще не затих.
Мы и впрямь уже стали старше,
старше юных отцов своих.
Ну а бой еще продолжается,
и не видно ему конца.
Фронт проходит через сердца,
через души сынов сражающихся.
И напрасно враги надеются,
что у нас набекрень умы.
Батьки были у нас гвардейцами.
Их фамилии носим мы!
«Мой друг Полад – талантлив и красив…»
Поладу Бюль-Бюль оглы