— Вот здесь, — показала Кавуся.
Она устало повела плечами и ушла в глубину березняка собирать последние, уже подсыхающие багряно-красные ягоды костяники, похожие на рубиновые брошки, как бы небрежно кинутые на серый лист-падалик.
Корней вымыл руки в роднике, долил в радиатор воды и тоже взялся собирать ягоды, срывая черенки под корень.
Потом Кавуся спустилась вниз, к пойме реки. Черноталы росли там гуще, укрывая высохшие промоины и мелкие заводи.
Остановилась она у обрыва. Ветер трепал подол ее платья, гнал по заводи рябь. Заваливаясь на крыло, тревожно закричал чибис. Она помахала ему и присела перед обрывом, обхватив колени руками.
«Что с ней такое? — думал Корней. — Кто она? И почему я с ней?..»
Он спросил бы ее наверно: «Да кто же ты? И для чего мы здесь? Ты любишь кого-то? Так люби! И давай кончим все это!» А не пошел и не сказал ей, остался возле машины, достал книжку и начал читать, как шофер такси, которому уже все вперед оплачено.
Спускались сумерки. Темнело. Лес замирал, засыпая. Потрескивали сухие сучки. Наносило грибную прель.
Корней включил фары и посигналил.
— Там очень славно на обрыве! — сказала Кавуся, переводя дыхание. — Куда-то течет река! Осыпается берег. Из-под осыпи торчат корневища. Плещутся рыбы. Листья шуршат в кустарниках. А река течет, течет, течет…
Была она теперь не в меру оживлена.
— Вам со мной скучно? — ревниво спросил Корней.
— Ну, ну, не хмурьтесь, пожалуйста!
Она встала, вплотную приблизилась, так что он почувствовал теплоту ее тела. И погладила пальчиком его по бровям.
— Расправьте! Вам это не к лицу…
Вырваться ей не удалось.
Так жадно и сильно он не целовал даже Лизавету.
— А вот и довольно, — отстранилась Кавуся. — Хватит! Сладкого не досыта.
И в следующие встречи, увлекая его все дальше, Кавуся скупилась на ласку. Когда, проводив ее до дому после кино или после театра, Корней брал ее голову в свои руки и наклонялся, она поджимала и лишь на мгновение подставляла ему губы, словно нехотя раскрывала кошелек и сдавала сдачу.
Она пыталась привыкнуть, заставляла себя, но, проводив его, тоскливо смотрела вслед. «Как от него пахнет кирпичным заводом…»
Наконец, по настоянию Марфы Васильевны, Кавуся перевезла в Косогорье один чемодан с вещами и швейную машину, электрическую, на которой работала дома.
— Кое-чего для меня надо пошить, — объяснила Марфа Васильевна это перемещение. — Не гонять же к ней в город с каждой тряпкой. А я, эвон, уже из всех своих платьев вылезла, обносилась, да ведь и ей, поди-ко, к семейной жизни пора приготовиться.
— Пора, так пора, — согласился Корней.
В первую же ночь Кавуся вволю и сладко выспалась, без раздумий, не ворочаясь в постели, а утром помогла Марфе Васильевне почистить от сорняков гряды, собрать в саду падалик, напилась свежего молока, наелась малинового варенья, наготовленного впрок.
Новая для нее жизнь, предельно простая, полудеревенская, в замкнутом дворе, посреди сосредоточенной тишины, по первоначалу несколько обогрела ее равнодушие и холодность, угомонила еще оживающие противоречия. «Не все ли равно!»
Возвращаясь с завода, Корней брался за лопату и чистил от навоза сарайки, подбирал хлам во дворе, перекапывал землю в ягодниках, либо копал яму для второго погреба. Одного погреба не хватало. Банки с вареньями и компотами уже не помещались на полках. А Марфа Васильевна и Кавуся продолжали варить. В простеньком сереньком платье, босая, Кавуся вызывала у Марфы Васильевны искреннее умиление.
— Дай-то, господи! Уладилось бы скорее…
Валова взяли на заводе. Следователь чуть его не упустил. Пока искал в диспетчерской и в обжиговом цеху, тот успел сесть в кабину порожней машины, ожидавшей погрузки, дал газ и на полном ходу ударил по выездным воротам. Березовое полено, служившее для подпорки, треснув, сломалось, ворота распахнулись настежь, и скрылся бы Валов, не случись небольшой заминки. Позднее было установлено, что от удара в ворота кузов машины несколько занесло в сторону, и при выезде заднее колесо зацепилось за столб. Валов дал задний ход. Тем временем, Подпругин, предупрежденный следователем, заорал, вспрыгнул на приступку кабины, схватил нарушителя охраняемой им границы за шиворот. Так их и разняли, когда машина, потеряв управление, снесла угол вахты и опрокинулась набок.