С завода по разнарядке райисполкома уехала в подшефный колхоз бригада девчат. Послали их сначала на сенокос и оставили на уборку урожая.
Богданенко хмурился. Людей на производстве не хватало. И вообще дела на заводе не ладились. В одной обжиговой камере обвалился свод. Пока Артынов вызывал из треста каменщиков, пока те восстановили выпавший угол, прошло восемь смен. Затем понадобилась срочная замена троса натяжной станции. Подходящего троса на складе Баландина не нашли, чинили старый, наращивая повсюду собранными обрывками. Рассыпались впрах подшипники главного вытяжного вентилятора. В сушильных туннелях парило. Оперативки в кабинете Богданенко собирались два раза в день. Месячный план срывался.
Семен Семенович каждую ночь проводил на заводе. В конце концов ему удалось заштопать и зачинить все прорехи, обжиговые камеры опять полностью начинили сырцом, но время до конца месяца стремительно сокращалось, теперь могли помочь только скорые и крутые меры. Так и вышло. Артынов поснимал рабочих с подсобных участков и поставил на выгрузку готового кирпича. Их оказалось мало. Тогда Богданенко послал к нему слесарей из механической мастерской, плотников, землекопов с зимника и даже конторских служащих, минуя только Матвеева. Тот не пошел. В опустевшей конторе гулко раздавались шаги. Над входом ветер трепал плакат: «Выполним и перевыполним»…
Заложив пальцы за борт кителя, Богданенко медленно обходил поредевшие ряды штабелей, подолгу останавливался возле электрокранов, затем удалялся в цеха, возвращался обратно, опять стоял и наблюдал, и если кто-нибудь из крановщиков медлил, сам покрикивал:
— Ви-ра! Май-на! Еще майна помалу!
В последние сутки Корней с завода тоже не выходил. Еще с утра Богданенко переселился в диспетчерскую. Отсюда, из окна, складская площадка была перед ним на виду со всех сторон. И ничто от его внимания не ускользало: ни катали, толкавшие груженные кирпичом вагонетки; ни очереди у поворотных кругов; ни «мобилизованные» на штурм конторские служащие — Иван Фокин, Базаркин и секретарша Зина. Оторванные от насиженных мест, они бродили по площадке вразвалку, как гуси, не напрягаясь и не усердствуя. Через каждые два часа являлся с докладом Артынов. Слушая его и поглядывая в окно, Богданенко морщил лоб, грыз ногти. Потом строго предупреждал:
— Ты у меня смотри…
Около полудня он затребовал оперативный журнал выгрузки и отгрузки кирпича, перелистал его и подал Корнею:
— Ну-ка, Чиликин, подбей бабки, сколько процентов уже накрутили. Далеко ли до конца? Не пора ли начинать закруглять?
До конца не-хватало шесть процентов, что в переводе на кирпич означало сто восемьдесят тысяч штук — полный железнодорожный состав.
— Не сделать! — сказал Корней.
— То есть как это так «не сделать»? А ну, зови сюда Василия Кузьмича!
— Попробуем, попробуем, Николай Ильич, — угодливо покивал Артынов, не замедливший явиться на вызов. — Все в наших силах…
— Я тебя не о «пробе» спрашиваю. План будет или нет?
— Будет.
— Вот то-то же!
— Нормальным путем не сделать, — опять сказал Корней.
— Ты мне здесь деморализацию не устраивай, — рассердился Богданенко. — Прикажу, так на десяти скоростях станешь крутиться. Мы не слабаки, сопли распускать не умеем. У нас так: сказано — сделано!
Выговорив Корнею, скомандовал:
— Теперь снова по местам. Давить, давить, пока на сто процентов не выйдете! А ты, Василий Кузьмич, возглавь, покажи-ка этому молодцу, как надо дело организовать.
За дверью диспетчерской, где Богданенко слышать не мог, Артынов ухмыльнулся.
— Ты, Корней Назарыч, с начальством не спорь. Чем ты больше станешь доказывать, тем глубже в дебри заберешься. Давай-ка вместе решать, как из положения выйти.
— По-моему, решать уже невозможно. План провалился. Разве сумеете вы этакую прорву кирпича за остаток дня из камер выгрузить и подать к вагонам?
— Не сумеем.
— Так почему же вы директору обещание дали?
— Надеясь на тебя, Корней Назарыч. Не подведешь! Поможешь.
— Уж не мне ли самому становиться на выгрузку?
— Можно сделать проще. Стоит ли спину ломать, если можно обойтись?
— Фокус выкинуть? А закон?
— Закон — это, Корней Назарыч, телеграфный столб, перескочить его нельзя, но обойти можно. Впрочем, и дело-то пустяковое. Ты мне подпиши приемные акты на все сто восемьдесят тысяч, я их, на основании акта, запишу в журнал и в отчет, вопрос насчет плана с повестки дня снимается. Николай Ильич отправит сводку в трест, а я между тем, сколько успею, выгружу на площадку сегодня, остальное, чего против акта не хватит, додам тебе завтра и послезавтра, долг покрою.