Крикун витийствовал весьма искусно, привлекая внимание недовольных жизнью выпивох, многие из которых уже обсуждали возможность записаться в королевский флот, ну или, на крайний случай в армию, и переезд в тёплую и богатую Бенгалию, где они будут, по слухам, лишены невзгод стылой и голодной родины. Теперь многие и многие всё более внимательно слушали толстяка, взывавшего к их патриотизму и жажде наживы, старательно расписывающему преимущества службы королю и судившему огромную добычу в диких Бенгалии и России под командованием прославленных военачальников.
Старик же, в силу возраста часто мёрзнущий в сырую погоду, молча тянул свой горячий грог и не обращал внимания на происходящее вокруг, но теперь отвлёкся от этого важного занятия и с интересом вслушался в крики горлопана. Толстяк же продолжал изрыгать проклятия в адрес русских, обвиняя их во всех проблемах Британии, славить короля и призывать всех доблестных сынов Альбиона к оружию. Он всё больше и больше распалялся, в конце концов, принялся визжать, чем заставил старика поморщиться и плотнее запахнуть плащ.
Наконец, шум, исходящий от агитатора, стал настолько нестерпим, что любитель грога отставил свою кружку в сторону и вопросительно взглянул на хозяина заведения, мрачной башней возвышающегося за стойкой. Тот в ответ скривил рот и передёрнул плечами, демонстрируя одновременно своё раздражение и полную невозможность для себя как-то остановить это нарушение привычной обстановки в его трактире.
— Эй, толстяк, не пора тебе заткнуться? Проповедуй себе на улице и не мешай добрым людям предаваться беседой с приятелями! — почти миролюбиво прорычал старик. Голос его перекрыл даже визг неряхи и вызвал согласный гул со стороны прочих постоянных посетителей кабака.
— Как ты смеешь, негодяй, прерывать добропорядочного патриота? Верноподданного честнейшего короля Георга! Ты, грязный… — оратор не понял, что он сейчас совершает трагическую ошибку.
— Всяко чище тебя, замарашка! Ты так вопишь за этого Георга, что кажется он тебе родной! Неужели он твоя мамаша? — насмешка старика была подхвачена весёлыми криками посетителей.
— Как ты смеешь! Ты, московитский ублюдок! — взвыл толстяк, выпучив глаза и тыча пальцем в улыбающегося противника.
— Ха-ха! — старик поднялся во весь свой немалый рост, сдёрнул плащ, обнажив почти совершенно лысую, покрытую шрамами голову, — Меня, старого Майка, потерявшего руку там же, где сам Родни остался навсегда, здесь знают все! Да, ребята?
Посетители нестройным рёвом поддержали того, кто был постоянным их собеседником, выпивая у «Старого Чарли» почти каждый день, участвуя в разговорах и драках, в которых, несмотря на своё увечье, постоянно выходи́л победителем.
— Московитом я никогда не был! А вот тебя, кабанчик, я здесь вижу в первый раз! И судя по твоей толщине, ты вовсе не голодаешь, как наши дети! Да, ребята? — толпа посетителей взвыла уже более дружно, — Слой твоего сала такой, что тобой можно накормить десяток ребятишек!
Зал задрожал от всеобщего хохота, в котором уже явно была заметна злоба.
— Сдаётся мне, жирная рожа, что ты, агент короля! — продолжал старик, — Того самого Георга, который всем давно до смерти надоел! Который потерял Ганновер, кого бьют даже в Индии! Он разоряет честных бристольцев, а теперь и лишил нас прежнего достатка, запретив всяческую торговлю с русскими! Того немецкого сукина сына, что завалил старую добрую Англию ничего не сто́ящими бумажками, которые он гордо именует деньгами, требуя при этом налоговых выплат в звонкой монете! А теперь этот недоумок крадёт людей с улиц и заставляет уже умирать от голода наших жён и детей!
Теперь посетители взвыли совсем плотоядно — люди были слишком раздражены многочисленными проблемами в жизни, они начали вытаскивать ножи, доселе припрятанные под одеждой. Толстяк понял, что дело пахнет жареным, и бросился под защиту кабатчика, но тот равнодушно отвернулся от него. Это послужило сигналом для разгорячённых пьяниц, они кинулись на агитатора, испуганно, словно курица, заметавшегося у стойки.
Двое дюжих, даже с виду туповатых, парней, вроде бы тихо пивших в углу, выскочили на защиту агитатора, вытягивая немалых размеров кортики.
— Королевские убийцы! — взвизгнул, тыча пальцем в них, какой-то пучеглазый забулдыга. Толпа на секунду замерла, но потом уже с полным отстранением качнулась к стойке. Раздались жуткие вопли, из толпы вывалился, хрипя, один из пьяниц, придерживая вываливавшиеся из разрубленного живота кишки, что заставило присоединиться к настоящему сражению последних посетителей.