— Азария, я молю Вас…
— Я хочу, чтобы Вы, лорд Фредерик, добились отправки Джервиса в Индию! И мне всё равно, что думает по этому поводу король да даже Господь Бог! Мне нужны мои деньги — и я их получу любым путём!
Один из богатейших торговцев Англии, только из жадности, не купивший пока себе титул, ещё воспитывал несчастного аристократа, а его слуга уже спешил выйти к бесцельно слоняющегося возле дверей дома разносчику.
— Лорд Фредерик сделает это. — лакей произнёс эти слова коротко, словно экономя буквы, — Твоему хозяину удалось сильно напугать господина Азарию — тот был очень убедителен и добился своего.
Его собеседник внимательно посмотрел на него, с тонкой улыбкой кивнул и быстро пошёл воль по улице.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
— Государь, я с прекрасными новостями: король Георг смирился с нашими требованиями! — радость Обрескова была просто неописуема.
— Молодец, хорошо сплавал, Пётр Алексеевич! — я возбуждённо хлопнул ладонью по сукну стола, — Англии, конечно, деваться было некуда, им даже продовольствия не хватило бы без заморских поставок. Но всё одно — перебодать этаких баранов было сложно!
— Да уж, если бы адмирал Джервис не отправился в Индию, то, пожалуй, бы и не удалось, государь! Не сто́ит спрашивать, как у Вас это получилось? — хитро прищурился глава русской дипломатии.
— Не стоит! — каркнул из угла Захар. Ему уже совсем недужилось, врачи не давали надежд, он держался только на своей недюжинной воле. За ним тенью ходил Сидоров, перенимая опыт и бразды правления нашей заграничной разведывательной сетью.
— Захар Памфильевич Святого Андрея получит. — ласково посмотрел я на своего уже уходящего соратника и одного из немногих, кто знал почти всё о нашей политике.
— Зачем оно мне, государь? — хрипло усмехнулся Пономарёв, — Семьи, детей так и не завёл, кому мне титулы да ордена оставлять?
— Внукам Емельяна Карпова, коих ты, словно своих балуешь. — подошёл я к нему и заглянул в тусклые глаза друга, — Ужель, Захарушка, моё уважение им не достанется?
— Ох, государь… — улыбнулся мне Пономарёв, — Спасибо тебе за всё!
— Роно прощаешься, господин глава Заморской экспедиции, мы ещё повоюем! — я погладил его по совершенно лысой покрытой пятнами голове.
— Ладно, — стыдливо вытер Захар слёзы, — Давай-ка, государь, Петра Алексеевича не прерывать.
Я кивнул Обрескову, и тот продолжил:
— Согласились они на полную отмену всех ограничений на торговлю с нами и ввод повышенных пошлин на оборот с Соединёнными штатами.
— По Адену[4], Маскату[5] и Джибути[6] возражений не возникло?
— Нисколько, государь. Они готовы признать наш протекторат, сейчас у них просто не хватит сил на контроль над этими портами. Но почему Вы, государь так настаивали на Красном море? Я понимаю, зачем нам нужен Маскат — всё же Персидский залив становится всё более важным для нашей торговли, и мы шаг за шагом превратим его в наше внутреннее море! Но Красное, омывающее нищие арабские берега…
— Э, друг мой… — засмеялся я, — В голове моей бродят идеи о канале, который соединит Средиземное море с Красным, позволит нашим судам напрямую проходить к берегам Индии… Ты слышал, Пётр Алексеевич, о канале фараонов[7]? Замечательную книгу написал полковник Зенкевич, прошедший через Египет и Абиссинию[8] с экспедицией.
— Не успел, государь — всё кочую по европейским столицам… — развёл руками Обресков.
— Что поделать, такие времена сейчас. Испанцы-то, небось, обижаются на нас за Пуэрто-Рико? — устало вытянул я ноги.
— Да нет, они всё поняли правильно — мы же их просили не лезть в войну, союзный договор был нарушен, да и французы уже под Барселоной стоят, так что смирились. — махнул рукой Пономарёв.
— Ну и хорошо, значит, со всеми договорились. — выдохнул я.
— А как император Франц? Слышал, что Вы, государь, в Варне с ним, почитай, неделю мучились? — с некоторой ревностью спросил Обресков, не присутствовавший на моих переговорах с соседним монархом.
— Всю кровь из меня выпил, злодей! Я-то тебя, Пётр Алексеевич всего на день опередил. — усмехнулся я, — Уж мы с Тугутом ему десяток вариантов предлагали — упирался, будто осёл. Всё понимает, а платить не желает. У него Моро в Баварии стоит, уже вот-вот в Моравию[9] ворвётся, а император всё раздумывает. Если бы англичане да испанцы совсем его не заклевали, ни о чём бы не договорились.