— Оберегая её, ты правильно поступила. — Вздохнул Рунич. — В своё время, я не отдал сына в монастырь. Теперь пожинаю плоды своей жалости.
— Кстати, завтра четверг. — Встрепенулась Маргарита Львовна. — По четвергам прибывает поезд из Берлина. Возможно, он приедет завтра.
— Довольно! Алексея на вокзал с экипажем не пошлю. Если приедет, доберётся домой сам. Не маленький! — Мужчина потянулся к любовнице. — Не стану больше его ждать. Ты права. Нагуляется досыта и вернётся.
***
Коляска тарахтела по просёлочной, едва подсохшей от весенней грязи, дороге, ведущей на окраину Санкт-Петербурга. Анна ехала в монастырь и думала о своих сёстрах. Сегодня ровно пять лет как Даша укрылась от мира в монастыре, а Елена вышла замуж и уехала в Москву. Их было трое, и они были неразлучны.
Она вздохнула и поправила на голове шаль. Столько лет прошло со дня гибели Мити, а она всё никак не могла смириться с тем, что его больше нет.
Митя… Митенька. Как можно было забыть эти лучистые, выразительные, голубые глаза, приветливую улыбку, ласковый голос?
Он был соседом по имению и другом их детства. Она так любила его. А он любил Дарью. Сестра, ради забавы, изображала из себя влюблённую. Сердечная, добрая и нежная, в душе она была ещё девочкой, не понимающей происходящего. И как в детстве Даша играла. Играла в любовь. Дмитрий верил ей и любил по-настоящему. Эта вера стоила ему жизни.
Ревность, дуэль и ужасное горе. Когда Даша понял, что сделала, впала в отчаянье и ужас. Она день и ночь стояла на коленях в домашней церкви, моля Господа о прощении.
Спустя два месяца после похорон, она укрылась от мира в монастыре. Там она нашла утешение в Боге.
Серьёзная, молчаливая и задумчивая Елена, неожиданно, вышла замуж, за едва знакомого ей человека. Как будто что-то гнало её из дома.
Неразлучные двадцать лет, они расстались в одночасье.
Утешением для Анны стало посещение могилы Мити. Как бесконечно долго тянулись эти годы. Она жила с тоскою в сердце. Родители ушли один за другим, и одиночество стало её другом.
***
Через полчаса, после того, как Маргарита Львовна уехала к своей приятельнице, великосветской сплетнице княгине Шаховской, из туалетной комнаты, вышел отдохнувший, причёсанный и выбритый Андрей Михайлович.
Облачившись в серый костюм, с белой сорочкой и чёрным галстуком, заколотым золотой булавкой, он прошёл в кабинет, где его ожидала повседневная разборка почты и счетов.
До обеда оставалось не так много времени и, господин Рунич обошёлся чашкой кофе и папиросами.
Его просторный кабинет был весь заставлен.
Посреди, спиной к окну, большой письменный стол красного дерева, обитый зелёным сукном.
Такой же, тёмно-зелёной кожи диван, с высокой спинкой и золочёными гвоздиками обивки, пара кресел. Два секретера и книжные полки до самого потолка, были заполнены книгами и журналами.
На столе кроме серебряного письменного прибора, справа, на подносе, хрустальный графин с коньяком и пара рюмок, так же ваза с лимонами и виноградом.
Аромат дорогого табака и лимонов заполнял кабинет и, казалось навсегда впитался в настенные, дубовые панели и кожу обивки.
— Счета, счета, — проворчал Рунич себе под нос, перебирая конверты тонкими пальцами аристократа. — И это всё? Ни письма, ни телеграммы? — огорчённо спросил он пустоту кабинета. — Ну, Арсений Андреевич, только вернись, заработаешь ты у меня на орехи!
Он посмотрел за окно, где моросящий, весенний дождик обмывал белобрысое лицо Петербурга.
Вздохнув, открыл большой сейф и, положил туда ценные бумаги.
За окном плыл воскресный перезвон на многочисленных соборах и церквях столицы. А на веточках сирени зеленели готовые распуститься, почки.
Последняя весна, уходящего девятнадцатого века, бежала вприпрыжку, как расшалившийся ребёнок, по лужи мостовых столицы и, вселяла в растревоженную душу Андрея Михайловича, надежду на лучшее будущее.
***
Вдали показались купола часовни пророка Ильи при монастырском кладбище. Прежде чем постучать в ворота, Анна вошла в часовню, преклонила колени перед иконой Божьей Матери, моля заступницу даровать ей смирение.
— Ваше сходство даже пугает, дочь моя, — в который раз, повторяла мать игуменья, глядя на Анну. — Если бы не мирская одежда, я бы приняла вас за сестру.
— Матушка, могу ли я увидеть Дарью?
— Она сейчас на исповеди. Вас проводят в её келью. Подождите там.
— Я понимаю.
Не тронутое загаром, бледное лицо Даши в монашеском облачении поразило Анну.
«Даша, Дашенька…» хотелось ей закричать и броситься сестре на шею, но она промолчала и не тронулась с места.
Анна запомнила весёлую, жизнерадостную, всегда нарядную, хохотушку сестру. Никогда прежде она не видела такой суровой серьёзности в её глазах.
Шесть лет отрешённости от мира прошли для неё недаром.
Перед Анной стояла незнакомка.
В душе девушки росла любовь вперемешку с обидой.
Дарья первая прервала молчание.
— Здравствуй, Аня, — тихо сказала она. — Как ты повзрослела.
— Здравствуй, Даша. И ты изменилась за эти полгода.
— За монастырскими стенами время идёт по-другому. Здесь всё другое.
— И ты забыла всё? — усмехнулась Анна.
— Я виновата, но прошу, через столько лет, если можешь, прости меня.
— Это Бог всех прощает, Даша, а я не Бог. — Глаза девушки увлажнились. — Я — смертная женщина. И Митю твоё раскаяние, и моё прощение, к жизни не вернёт.
Повисло тягостное молчание.
Его прервала юная послушница. Она вошла в келью с подносом в руках. На нём стояла нехитрая монастырская еда.
— Матушка прислала завтрак, — проговорила она, с любопытством глядя на женщин.
— Спасибо, сестра, — кивнула Дарья.
Когда послушница ушла, они сели к столу.
— Наша еда не очень сытная.
— Благодарю. Я не привыкла к разносолам.
Отпивая чай из чашки, Анна внимательно рассматривала сестру.
— Удивительно! — наконец произнесла она. — Скажи, как ты, закончившая Смольный институт, ты обожавшая шелка и украшения, модные шляпки и изысканные духи, можешь жить в этой келье и носить это мрачное одеяние? Как ты, можешь обходиться без внимания поклонников, которых у тебя всегда было в избытке?
— Живя здесь, я познала саму себя.
Даша прятала взор от внимательных глаз сестры.
— Я не верю тебе! — вспыхнула Анна. — Ты просто сбежала! От содеянного. От трудностей. В то время когда я осталась без поддержки, училась вести хозяйство и управлять имением, скрашивала старость родителей, утешала в горе сестру, ты благополучно молилась и не о чём не думала.
— Аня, — Дарья укоризненно качнула головой.
— Нет! Дай мне сказать тебе всё, что накопилось в моём сердце.
— Анюта, перестань казнить меня. То, что я чувствую в душе, никто не поймёт. Поверь, моё раскаяние искренне. Поверь мне!
Глаза Анны наполнились слезами.
— Ответь, зачем ты так поступила?
— Я просто пошутила.
— Зачем он был тебе нужен? Ты же не любила его!
— Аня, пощади меня.
— Ты моя сестра… — всхлипнула Анна. — Мне так не хватает вас!
— Сестрёнка. — Дарья обняла её.
— У меня никого не осталось кроме тебя и Лены.
— И у меня, на этом свете, нет никого кроме вас.
Провожая Анну до монастырских ворот, она в который раз спрашивала:
— Как Елена? Она пишет тебе?
— Пишет. А тебе?
— Нет. Мне она ни разу не написала. Значит, не простила. О её несчастье, я узнала из твоих писем.
— После того, как умер ребёнок, вскоре погиб и Владимир. Оправившись от горя, Лена хотела приехать домой, но мать мужа была очень плоха и просила её остаться. Она любит нашу сестру.
— Она лучшая из нас.
— Да, она лучшая.
— Моя маленькая Анюта, приезжай ко мне чаще. Обещаешь?
— Обещаю.
Дарья поцеловала сестру.
— Я буду ждать.
Ксения видела, как сестра Дарья провожала к воротам монастыря какую-то женщину.
— Кто это? — робко спросила она.