— О, дай сюда, — нетерпеливо сказала я и выхватила телефон из ее рук. Если мне нужно думать, о чем писать, то проще все сделать самой.
Я написала первое, пришедшее в голову:
«Плохие новости. Родители запрещают участвовать в шоу. Мне очень жаль. Я попытаюсь переубедить их, но ничего не обещаю. Мне очень жаль».
Я не сразу нажала «Отправить». Слова казались отговоркой. Но я нажала и отбросила телефон. Я закрыла глаза руками.
— Ох.
Я прождала несколько секунд, а потом нервно посмотрела на телефон. Он был без звука.
Ада проследила за моим взглядом и заглянула в телефон.
— Ничего, — сказала она и посмотрела на меня. — Что тебя больше расстраивает? Потеря шоу или Декса?
Вопрос испугал меня. Он был очень точным.
— Ты теперь моя совесть?
— Раз прежней нет, я… — начала она с ухмылкой.
— Заткнись, — прервала ее я.
— Эй, — она ударила меня по ноге. — Ты у меня в долгу, балда.
— Знаю, — я хотела избежать вопроса. И все же сказала. — Оба варианта.
Это было правдой. Я боялась потерять шоу, потому что все происходило из-за меня. Это помогало мне жить, поддерживало уверенность, странное чувство важности, и я чувствовала, что мне это суждено. Я словно должна была делать это (делать хоть что-то) после лет поисков чего-то, в чем я буду чувствовать себя уверенно или даже лучше многих. Я не хотела уходить.
И Декс. Я не могла отпустить его. Не секрет, что он мне нравится, как бы я ни старалась погасить чувства или пытаться думать логически. Я любила его. Я толком его не знала, но любила то, что знала. Это сводило меня с ума, словно книга, которую не можешь перестать читать, чтобы узнать, чем все кончится, угадал ли ты. Мысль потерять его, хоть он был лишь напарником, причиняла боль. Серьезно. Чем больше я думала, тем сильнее сердце сжималось. Я прижала ладонь к груди, чтобы успокоить его.
В больших голубых глазах Ады была жалость. Она знала. Мне не нужно было ничего говорить. Нас окутала тишина, я затерялась в своих мыслях, а она — в своих.
— Все станет лучше, — сказала она вдруг.
Мне хотелось верить в это.
— Хорошо быть юной оптимисткой.
— Ты тоже молода.
— Но мне уже не пятнадцать. В пятнадцать я думала, что я непобедима. Не говорю, как потом все плохо обернулось, не о том речь.
Она промолчала и посмотрела на телефон. И нахмурилась. Я поняла, что пришел ответ.
Она дала мне телефон. Я не хотела смотреть. Я вернула телефон ей.
— Прочитай. Но не говори, что там, — сказала я.
Она читала. Я изучала ее лицо. Уголок ее рта дернулся. Плохо дело. Мне стало не по себе.
— Что там? — спросила я.
— Ты просила не говорить!
— Все плохо, да? Он злится?
— Ох, похоже. Говорит: «Шутишь? Тебе пора повзрослеть и научиться управляться с родителями. Это смешно».
— Боже, — выдохнула я и забрала телефон. Она не врала и не приукрашивала.
— Ч-что мне казать? Он меня ненавидит, — выдавила последние слова я. Слезы грозили пролиться снова.
— А чего ты ожидала, Перри? Он… в чем-то прав.
Я посмотрела на нее, желая, чтобы ее лицо загорелось. Она вздрогнула, я видела такой взгляд у мамы. Злость и горечь, как раньше, поднялись к горлу. И это хотело вырваться и заполучить ее.
Я зажмурилась и попыталась успокоиться. Я была разбита. Было сложно управлять мыслями и не упускать реальность. Она была Адой, я знала ее. И Декс имел право злиться. Если он меня ненавидит, придется принять это. Я сама здесь виновата.
Во мне было столько стыда, что это пугало. Я словно снова падала в глубокую дыру. Кто вытащит меня в этот раз? Я не могла доверить это себе? Я была жалкой. Без работы. Без шоу. Без Декса.
— Ты в порядке? — спросила Ада. Я поняла, что, раздумывая, сверлила дыры в плакате Зака Эфрона. Я не знала, сколько времени прошло, но костяшки пальцев посинели от того, как я сжимала телефон.
Я не была в порядке. Совсем. Мне нужно было или уснуть и оставить мир в стороне, или принять его и включить самую агрессивную музыку. Почти вся моя музыка была тяжелым металлом и злым роком, это не было проблемой. «Nine Inch Nails» как раз подойдут. И я разнесу на клочки спальню и пробью дыру в стене. Я так уже делала.
— Знаешь, что? — она поднялась. — Я заварю тебе чай. И мы подумаем, что делать дальше.
Я вяло кивнула и опустила голову на ее подушку.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ:
Звук дверного звонка проник в мои сны и разбудил. Что-то о воде, темноте и плаче ребенка. А потом фрагменты сна исчезли. Где я была? Я лениво посмотрела на край шелковой ленты, висящий из выдвижного ящика стола Ады. Она выиграла ленты несколько лет назад, когда была обещающей балериной. Я рассеянно отметила, что теперь она должна этого стесняться.