Хэм вышел на изборожденную колеями глинистую дорогу. Он дышал с трудом, сердце его бешено колотилось, глаза впились в темноту. Хэм старался представить себе, как разворачивались события, о которых ему так много сегодня рассказывали.
Вот задняя дверь здания суда. Возле нее стоят полукругом люди. Выходят полицейские, между ними — Рамон. Хэм ясно увидел кричащих людей, лес поднятых рук… Головорезов, с руганью продирающихся сквозь толпу, расталкивающих ее локтями. А толпа, расступившись, вновь смыкается, теснит их.
Вот раздается взрыв, облако газа окутывает толпу… Все исчезает. Люди, рассказывавшие ему о событиях у здания суда, больше ничего не могли добавить. Никто не знал, что произошло потом, и, возможно, никогда не узнает. А может, это и не так уж важно — кто, что и когда сделал?
Действительно важно только одно, и это уже давно известно каждому жителю Реаты, — люди имеют право на жизнь; а если им стараются помешать, кто-нибудь умирает: либо один, либо многие. Что бы ни было сделано в ту секунду, было сделано ради чьих-то классовых интересов и имело целью либо освободить человека, либо заковать его в кандалы. Но ни один суд не посчитается с этим. Суд сочтет это не относящимся к делу и несущественным. Он будет исходить из того, что личность обладает полной свободой волеизъявления и возложит ответственность на того, кто…
Раздались чьи-то шаги, и Хэм остановился как раз на перекрестке. На Десятой улице, в пятидесяти ярдах от себя он различил в ярком свете уличного фонаря силуэты патрульных, собиравшихся, по-видимому, окружить редакцию «Лариат». Некоторые из них уже направились в сторону Хэма.
Вспомнив, что он и сам стоит посреди улицы, Хэм шмыгнул в роковой переулок. В тот же миг он услышал свист пули, пролетевшей над головой, а затем и звук выстрела.
Хэм побежал сломя голову, приник к твердой, изрытой колеями дороге, вильнул в сторону и скрылся за углом Девятой улицы.
До конторы шерифа оставалось несколько футов. Он заставил себя остановиться и не спеша открыть дверь, стараясь дышать как можно спокойнее.
Бэрнса в конторе не было. Бэтт Боллинг сидел один — копался в груде бумаг. Винтовка его была прислонена к письменному столу. При виде Хэма большое мясистое лицо Бэтта расплылось в улыбке.
— Кого я вижу!
По тону Бэтта Хэм понял, что его ждали. Стало быть, Морено здесь побывал.
— Мистер Боллинг, я отдаю себя под покровительственный арест.
Бэтт сделал вид, будто очень удивлен.
— Под арест? За что? Я думал, этот спектакль разыгрывался в ваше отсутствие.
Интересно, откуда у Бэтта такие сведения? Однако спрашивать сейчас было бы неуместно.
— В меня только что стреляли, и я нуждаюсь в защите.
— Неужели? Ай-ай-ай! Кто же станет стрелять в…
— Послушайте! — сердито прервал его Хэм. — Многим известно, что я пошел сюда. Если со мной что-нибудь случится, весь город узнает, кто в этом виноват. Берете вы меня под охрану?
— Если вас это устраивает. Я никогда не отказываю тем, кто боится темноты.
Хэм прислушался, не раздадутся ли за дверью шаги. Тихо. Значит, головорезы решили не гнаться за ним до самой конторы.
— Вы хотите сказать, что не слышали выстрела? — спросил Хэм.
Бэтт поерзал на стуле, пододвинул поближе винтовку.
— Я слышал громкий выхлоп грузовика, — ответил он. — Такие выстрелы у нас весь день раздаются! А вы испугались?
— При чем здесь грузовик? Я видел, как они стреляли.
— Допустим. Хэтите подать жалобу?
— Скажите, печатник Морено заходил к вам недавно?
— Печатник? Не знаю никаких печатников.
— Грузный такой, испанец, с лицом, как у мопса.
— Не заметил. Тут весь вечер народ.
Теперь у Хэма не оставалось сомнений.
— Садитесь, — сказал Бэтт. — Наш отель уже битком набит. Дайте подумать, куда вас определить.
— Пожалуйста, — сказал Хэм. — Но сначала я хочу объяснить, зачем пришел сюда.
Он старался говорить спокойно, не повышая голоса.
— От имени коммунистической партии я протестую против насилия и бесчинств в отношении рабочих Реаты и требую прекращения террора со стороны официальных лиц, которые хотят оправдать убийство шерифа Мак…
— Брось ораторствовать и сядь, сукин сын! — крикнул Бэтт, выпрямившись во весь рост и схватив винтовку. — Ты арестован! Если у тебя есть что-нибудь сказать, скажешь шерифу. А сейчас заткнись!
Хэм едва не улыбнулся. Кажется, он одержал маленькую победу. Больше не стоит искушать судьбу. Все, что нужно, он скажет Бэрнсу.