— Все?
— Одним словом, не надо раздувать эту скандальную историю. Между нами говоря, не кажется ли вам несколько нелепым, что из-за одного убийства в городе с пятитысячным населением арестовано несколько сот человек? И выдано около пятидесяти ордеров на обыск лишь затем, чтобы найти один-единственный револьвер? Что, по-вашему, подумает об этом какой-нибудь солидный человек на востоке страны, намеревающийся откликнуться на призыв «Иди на Запад и открывай предприятие»? Не кажется ли вам, что подобные факты вселяют в людей некоторую неуверенность? То, что у нас произошло, напоминает мне пальбу по мухе из Большой Берты. Если так будет продолжаться и дальше — и я хочу, чтобы вы, как видный республиканский лидер, знали об этом, — моя фирма в один прекрасный день выйдет из игры. Нам эти шахты не нужны. Вспомогательные разработки Реаты никогда не имели для нас большого значения, они использовались лишь на железной дороге. Удельный вес Реаты в финансовых операциях нашей компании микроскопически мал. Если мы уйдем отсюда, то, уверяю вас, не потерпим никакого убытка, поскольку цены на недвижимость за тридцать последних лет здесь возросли. Но тогда вам уже придется иметь дело с людьми совсем иного рода. Что это будут за люди? Вероятно, выскочки или просто хорошие парни, которые не понимают Запада и будут повторять наши ошибки. Они могут обанкротиться, и что тогда будет с вашей программой индустриализации города? Так что, дружище Жак, надо посмотреть на вещи более широко перед тем, как принимать решения, о которых потом можно пожалеть. Легенда о ревущем диком Западе канула в вечность. В кино он очень романтичен, этот Запад, а в жизни обыкновенные люди его не приемлют. Достоянием прошлого стала и мечта о быстром обогащении. Такие призывы, как «К черту общественное мнение!» и «Долой профсоюзы!», теперь не в ходу. Депрессия, которую мы переживаем, не обещает ничего хорошего. Я не хочу сказать, что занавес уже опустился, может быть, он только приспущен. Но я думаю, что когда он поднимется снова, то откроет совершенно новую главу истории, которую можно было бы назвать «сидением на крышке кипящего котла». Отныне мы все начнем играть в социализм, ибо это единственный способ не пустить его сюда.
Дэн допил виски и замолчал. Джейк, несмотря на деланую невозмутимость, не мог скрыть впечатления от слов Дэна. Дэн и сам остался доволен своей речью и лишь пожалел, что старик Майрон Гоулет, заключительную часть выступления которого на последнем заседании правления в Нью-Йорке он довольно точно передал, не слышал его. Так что не его вина будет, если Реата не захочет стать более цивилизованной.
Джейк не поднялся, когда Дэн уходил. Целый час он просидел в каком-то оцепенении, не в силах ни шевельнуться, ни даже думать. Обрывки фраз, вроде «канула в вечность», «достоянием прошлого», «как ваш твердый воротничок», «что тогда будет с вами», уныло и монотонно отдавались в его голове.
Стало быть, опять на дно, Джейк.
Он был рад, что жена не увидит его позора — она лежала под землей на глубине шести футов.
6. Бэрнс Боллинг инспектирует
Его палец судорожно дергался. Пистолет заряжен, но не стреляет. Палец какой-то ненастоящий, мертвый, им никак не удается сдвинуть спусковой крючок. Он и сам через какую-нибудь секунду превратится в мертвеца, если не выстрелит. Вот наконец из дула вышло густое облачко дыма, но выстрела не было слышно; потом дым сделался плотным и принял форму какого-то темного чудовища, которое протянуло к нему громадные когтистые лапы.
— Назад! Ни с места! — закричал Бэрнс.
Когда он открыл глаза, перед ним стояла Фэнни.
— Чего тебе? — грубо спросил он, догадавшись, что она слышала, как он кричал во сне. — Почему не разбудила?
— Что ты, Бэрни, ты и спал-то всего два часа. А вчера только три. Боюсь, как бы ты не заболел.
— Звонил кто-нибудь?
— Конечно, звонили. Без конца. Но никто не хотел, чтобы я тебя будила.
— Соумс, наверно? И Мэллон? Бэтт?
«Впрочем, Бэтт не станет звонить, — подумал Бэрнс. — Бэтт наслаждается, разыгрывает из себя шерифа. Не пожалеет, если я вовсе исчезну с лица земли».
— Бен Мэллон сказал, что он нашел двух женщин, которые все видели сегодня утром.
— Что? — Сидя на краю кровати, Бэрнс замер с ботинком в руках. — Каких женщин?
— Тех, что живут в гостинице рядом с театром. А кто они, не знаю.
Бэрнс надел ботинок.
— А тот турист, который будто бы снимал все на кинопленку?