Я стала уговаривать остаться - куда там, он решительно прощался: Дане пожал руку, мне - кивнул. Он направился к двери... Даниил принимал это как должное.
В передней я просто взмолилась: "Не уходи, Ермак!" Но он, поникший, подавленный, расстроенный, тыкался в дверь и никак не мог ее отпереть. И радость-то во мне нарастала (значит, все-таки любит!), и зло брало (мокрая курица, а еще в угрозыске работает!).
Наконец он нащупал английский замок и отпер дверь. Я выскочила за ним на площадку и защелкнула за собой дверь,,.
- Ермак, не уходи, - зашептала я ему в ухо, - не оставляй меня с ним. Пусть он уйдет, а не ты...
- Почему? - глупо спросил Ермак, все еще не глядя на меня. На носу его выступили капельки пота. Он был очень бледен.
- Потому что я его не люблю. Я тебя люблю. Но ты же не объясняешься? Мне, что ли, первой было объясняться в любви. И вот пришлось... Ждала-ждала...
Мне так стало жалко себя, его и Дана, который там сидел один и (дурной!) преждевременно радовался...
- Владя! Ты что... Это правда?
- Надо быть совсем слепым...
- Владя!
Он прижал меня к себе, потом отстранил, держа обеими руками за щеки, и заглянул мне в глаза...
- Владя! - задохнулся он, прочтя в них, что и было- мою любовь к нему.
Когда Даня, потеряв терпение, открыл дверь, мы целовались, сидя на соседкином сундуке. Мы оба сконфуженно вскочили.
Даня долго рассматривал нас, широко расставив ноги, уткнув для опоры руки в бока. Он уже снял морскую форму. На нем были обычные мосторговские брюки и шведка.
- Значит, это мне надо попрощаться, - сказал он растерянно. И стал спускаться по лестнице.
- Жалко его, такой замечательный парень! - великодушно заметил Ермак.
Мы вернулись обратно в квартиру и до прихода отца говорили о нашей любви. Держа меня за руки, Ермак рассказал, что он полюбил меня с того самого дня, когда мы с ним ходили на лыжах среди сосен и елей.
- Ну почему, почему ты столько времени не говорил... если это правда, что ты меня любишь? - спросила я.
Ермак сжал мои руки.
- Я никак не ожидал, что и ты...
- Почему не ожидал? Тебе бы немножко уверенности подзанять у Дана.
- Я не так запрограммирован,- пошутил Ермак, привлекая меня к себе.
Когда пришел отец, Ермак очень смутился, но не стал откладывать на завтра объяснение и прямо сказал отцу, что мы хотим пожениться.
Папа сразу разволновался, поздравил нас и поцеловал обоих.
- А я уже стал побаиваться, что Данька уведет ее у тебя из-под носа, сказал папа Ермаку вроде в шутку.
- Этого не могло быть,- возразила я.
У папы имелась в заначке бутылка шампанского, и он открыл ее. Мы выпили, стоя у стола, за наше будущее. Все трое были взволнованы до предела. У меня перед глазами радужный туман стоял, Я подумала, что этих двоих, самых близких людей, я люблю больше всех на свете.
- Когда же вы думаете играть свадьбу? - спросил отец у Ермака.
- Когда у Влади пройдут экзамены и все выяснится с университетом, ответил Ермак.
Он не выпускал моей руки. Отец, улыбаясь, смотрел на нас. Я знала, что он не очень-то одобрял мое раннее замужество. Опасался, как бы оно не помешало мне учиться. Радовался он лишь одному, что моим мужем будет Ермак, а не Даня. Он не видел Даню таким, каким тот был на самом деле,- смотрел на него поверхностно. Меня это как-то возмутило, Я вдруг решила рассказать Ермаку (и папе будет полезно послушать), каков Даня на самом деле. А истоки личности Дани в его детстве. К тому же у меня, что называется, болело сердце: мне было жаль Даню, который в этот самый час переживает где-то там, в одиночку, свое "мужское унижение". И я даже не могу, как прежде, побежать его утешить, потому что единственное утешение, которое было бы действительным, я не могла ему принести. Хоть бы он поскорее додумался, что есть много девушек куда лучше меня, хотя бы та же Геленка?
- Ермак, какое у тебя сложилось мнение о Дане? -спросила я.
Папа на меня покосился. Не вовремя затевала я этот разговор.
- Я ведь только раз его видел... - нерешительно протянул Ермак.
- Но все же кроме внешних данных, прельстивших его режиссера, ты что-нибудь в нем заметил?
- Мне было трудно видеть глубоко. Я подумал, что ты его любишь, и у меня все время какая-то пелена держалась перед глазами.
- Но почему ты подумал, что я его люблю... Только потому, что он красив?
Ермак медленно покачал головой.
- Дело не в этом. Зомби красивее Дана, однако я никогда не подумал бы, что ты можешь его полюбить. Даже если бы он не был вором, а работал по своей специальности. В Дане чувствуется личность - то, что тебя привлекает в людях больше всего. А вообще он хороший парень. Я уверен, что он талантлив, и талант в конечном счете определит его поведение в жизни. И... на твоем месте, я выбрал бы все же его. Кстати, никогда не поздно... переиграть.
- Дождалась! - буркнул неодобрительно отец.
- Даню я знаю с третьего класса,- невозмутимо сказала я.- И рассказала, как у пего погиб в море отец, спасая унесенного за борт матроса.
- Этого детского потрясения Даня не забыл, - продолжала я, строго глядя на Ермака, - вот откуда эта ранимость, которую ты верно подметил. Женщину Даня скоро найдет - они сами найдут его, такого интересного парня, но ему всегда будут нужны друзья, которые его понимают и любят как человека.
- Я понял, Владя, и чувствую себя последним подонком,- с искренним раскаянием проговорил Ермак.- Я никогда не буду против вашей дружбы... А если Дан пожелает, он в нас обоих найдет друзей.
Он поднялся уходить. Вид у него был счастливый, но усталый.
- Владя, Сергей Ефимович, приходите в субботу ко мне ужинать, часиков в восемь. И пожалуйста, Сергей Ефимович, с супругой. Передайте Александре Прокофьевне, что я очень прошу ее быть у меня. Как это ни странно - ни вы, ни Владя у меня еще не были.
Мы обещали прийти.
Уснула я, кажется, за час до того, как затрещал будильник. Мысли, чувства, ощущения наплывали, как волны в море. Я как будто лежала на дне, и они перекатывались через меня.
Меня смущало, почему я не чувствую "безумного" счастья... Как-то все получилось экспромтом... Даня сыграл роль катализатора. (Помните, в химии: вещество, ускоряющее реакцию?) В сущности, Ермака спровоцировали на это предложение "руки и сердца". Он же не собирался сегодня предлагать мне быть его женой. Даже объяснялась в любви я сама, первая. Он, бедняга, может, и не собирался жениться в ближайшие годы, и вот - на тебе! Папа спросил, когда мы думаем пожениться, не мог же Ермак сказать: "через три года". Пришлось сказать: "после экзаменов".