После того как Зинка нарочно открыла зимой балконную дверь в комнате, где спала с высокой температурой Геленка - у нее был тяжелый грипп,- отец предупредил Зинку, что еще одна выходка, и он отдаст ее в интернат...
- Тебя нельзя держать в доме, ты опасна, как дикий зверь,- сказал он дочери жестко.
Зинка только сверкнула глазами. Она была уверена, что отец не осмелится этого сделать. В этой квартире Зинка родилась. Ее комната досталась ей от матери. На этой постели мать умерла. Это был ее, Зинкин, кров. Не могут же ее прогнать из родного дома, а этих двух - чужих - оставить. Так не бывает, не может быть!
Она как будто попритихла. На некоторое время. Но надолго ее не хватило...
В день рождения Геленки, когда та играла, Зинка попыталась разбить ей утюгом пальцы. По счастью, Владимир Петрович неожиданно вернулся домой раньше жены: он привез подарок для Геленки.
Судьба Зинки была решена. Ее отдали в интернат, откуда ее исключили через три дня за дикое хулиганство (она перебила все электрические лампочки). Рябинин определил Зинку в детдом.
Ребята из этого детдома ходили в нашу школу.
Из школы Зинку направили в колонию.
После колонии она поступила на завод, где главным инженером был ее отец.
У Зинки появился дружок с гитарой - Шурка Герасимов, озорник и хулиган. Глаза, правда, у пего почему-то хорошие: прямые, правдивые, смелые, не то что, например, у близнецов Рыжовых. Может, он не ведает, что творит? А творит эта гоп-компания черт те что. Каждый вечер собираются и куда-то бегут табуном с визгом, гоготом, криками. Прохожие в ужасе шарахаются, поспешно переходят в неположенном месте на другую сторону улицы. Всех они задирают, и все им прощают, потому что боятся с ними связываться. Только с нетерпением ждут, когда их наконец заберут. А милиция пока ведет с ними воспитательную работу и просит завод не увольнять их. Конечно, проще всего взять и отправить куда-нибудь, а попробуй человеком сделать...
Днем Зинка на заводе (если не прогуливает в этот день), вечером с гоп-компанией, ночью вообще невесть где, но несколько раз я встречала ее на Электрозаводской улице перед домом, где она жила в детстве...
Зинка стояла на противоположной стороне улицы и как-то странно смотрела на окна в квартире своего отца. Занавески были задернуты небрежно, наполовину, и можно было видеть движущиеся фигуры и даже обстановку.
У меня, что называется, сердце перевернулось. Я бросилась и обняла Зинку. Она не сразу меня узнала... Смотрела, но не видела ничего (кроме той квартиры), глаза будто без зрачков - странные, белесые, слепые глаза. Мне стало страшно.
- Это ты, Владя...- наконец произнесла она.- Ты... к ним... идешь?
Я шла именно к Рябининым, но наотрез отказалась: ей-то хода туда не было!
- Иду домой. Пошли.
Зинка еще раз взглянула на окна. Словно почувствовав этот свинцово-тяжелый взгляд. Гелена Стефановна подошла к окну и плотно задернула шторы. Я вдруг с ужасом поняла: это был взгляд убийцы. Зинка дошла в своей ненависти до предела...
- Ну что ж, пошли,- хрипло отозвалась она. Доказывать ей, что во всем виновата она сама, было бесполезно.
- Я иду к Наташе,- сказала я вдруг неожиданно для самой себя.- Пойдем со мной.
- Нужна я ей...- удивилась Зинка.
- Ну почему, Наташа простая, радушная, она будет рада. Пошли, Зина. А то - к нам...
Она вдруг остановилась посреди тротуара, косматая, в своем неизменном свитере и клетчатой юбке.
- Ты, Владька, иди своим путем, а я пойду своим. И не лезь ко мне. Поняла? Не береди мне душу.
И Зинка убежала. А я действительно пошла домой. Хотя направлялась к Геленке.
Глава пятая
НА ПЕРЕКРЕСТКЕ СТА ДОРОГ
Лета мы почти не видели: сначала выпускные экзамены, потом лихорадочная подготовка к приемным экзаменам, потом экзамены, потом... суп с котом, как говорит Генка, мой одноклассник.
Большинство из десятого "Б" осталось на мели.
Наташа не попала в медицинский, куда ее влекло призвание, и теперь в отчаянии. Не прошла по конкурсу. Алик Терехов тоже. Генка засыпался на сочинении. Он всегда недооценивал литературу. Толстушка Вероника по совету матери-завуча сдавала в педагогический, где у них "знакомство". Но так позорно провалилась, что и знакомые не помогли.
Поступили мои двоюродные - оба в физико-технический институт на факультет физической и квантовой электроники. Лада Мельникова - на филологический, отделение английского языка и литературы. Она хочет стать переводчицей и, конечно, станет, так как уже переводила для какого-то журнальчика Агату Кристи и даже гонорар получила. Лада знает четыре языка, а ее мама целых семь.
Еще поступил Миша Дорохов - на заочный, по специальности философия. Он уже работает таксистом. Отец его, московский таксист, погиб при аварии, и на иждивении Миши остались старая бабушка, братик и сестренка. Миша заменил им отца. Вообще Миша очень хороший и добрый человек.
Водить машину он умел с детства - отец научил. Но больше всего на свете Миша любит цветы...
Вот такие-то дела.
Я тоже не прошла по конкурсу, но не расстраиваюсь: мне хотелось до института поработать с папой на его заводе.
А Даниил? Теперь он в Ленинграде. Мечтает об океане. Будет штурманом дальнего плавания.
Помню, перед отъездом Дан зашел ко мне, и мы долго бродили по улицам вдвоем... Людей было мало, потому что дул холодный ветер, кружили первые желтые листья. И была луна на ущербе, стареющая луна, и мне хотелось плакать. Я тоже когда-нибудь постарею без любви и взаимности.
Нам попадались влюбленные парочки. Наверное, и про нас так думали. Дану только три дня осталось пробыть в Москве, и все же он тратил на меня целый драгоценный вечер. Прохожие иногда оглядывались на нас, наверное, думали: какой красивый парень, а гуляет с такой дурнушкой. Мои веснушки даже вечером видно.
Мы прошли мимо парка окружного Дома офицеров, оттуда доносилась танцевальная музыка, потом углубились в какую-то темноватую улицу и сели на первой попавшейся скамейке.
- Дан... ты любишь Геленку? - спросила вдруг я. Дан пожал плечами.
- Геленка ведь девочка еще... Не знаю. Но эта девочка мне очень дорога. Не потому, что талантливая пианистка... Она так поэтична, понимаешь... Вот я встречался с Ладой Мельниковой, воображал, что влюблен. Как девчонка она мне нравилась, но когда я разобрался, так сказать, в ее духовном содержании... Папа - писатель, мама - лингвист... Напихали в нее много всякой эрудиции, но своего-то у нее ничего нет. Щебечет о старинных церквях, о мастерах иконописной живописи, а никакого интереса у нее к ним сроду не было. Просто наслышалась, нахваталась, запомнила. Способный попугай!..