– А что вы знаете о детях Афанасия Ишеева? Ведь никто из них в уезде не жил?
– Как раз жили. В столицу перебрались только дети от первого брака. Наследник, Пётр Афанасьевич, кадетский корпус закончил, в гвардии служил, потом была какая-то тёмная история с карточными долгами или шулерством. Короче, из гвардии выгнали, отец долги погасить отказался, да и не было у Ишеевых больших денег. Умер в один год с отцом. Оставил молодую вдову с сыном, их сестрица Мария Афанасьевна поддерживала материально, хотя сама жили из милости у двоюродной бабки генеральши Ишеевой. Потом вдова сбежала с гусаром, а мальчика генеральша взяла в свой дом. Однако оставила свои средства Марии. Та уже перестарком была, замуж не вышла, растила племянника. А падчерица Афанасия здесь жила. Вдова Афанасия вышла замуж за смазливого чиновника, её вдовье наследство они быстренько прожили, дочь совсем юной вышла замуж за управляющего имением Тихменева. После раздела имения Тихменев служил в местном казначействе. Фамилия хорошая, дворянская, но после реформы в истории уезда не встречается. Либо брак был бездетным, либо переехали.
Сегодня сотрудники музея проходили в поликлинике диспансеризацию. Елену Игнатьевну раздражало это чисто формальное мероприятие. В кабинетах их практически не осматривали, а только отмечали в карточке, что осмотр пройден, пациент здоров. Поэтому она думала только о письмах, которые так и не начала читать, и вернуться к которым ей не терпелось. И сначала не отреагировала на предложение срочно пройти маммографию. Но потом, уже на обратном пути в музей, ей вдруг стало страшно: «Вот жила, ни на что не жаловалась, думала, мне износа не будет. А если рак? Результат только завтра будет. Да какая разница! Что с Зоей делать? Ведь Эля её не возьмёт. Она ею брезгует, а Лена и Игорь просто на дух не выносят. Значит, в дом престарелых…» Ещё до перестройки был в Утятине такой, в народе звавшийся богадельней. Жили там деды с уголовным прошлым да скандальные старушки. А такие беззлобные, как Зоя, долго не заживались…
– Елена Игнатьевна, ехать надо срочно. Я вас не пугаю, но опухоль слишком большая. Настраивайтесь на операцию и последующее длительное лечение, – напутствовала её Ирина Владимировна, подписывая направление в онкологию.
– Куда ж я её, – севшим голосом почти прошептала она.
– Если не с кем, давайте, я выпишу направление в участковую больницу в Конь-Васильевку или в Патриаршее. Заодно почки подлечим, – предложила сочувственно врачиха.
– Нет-нет, я решу…
Елена Игнатьевна шла больничным парком, машинально здороваясь со знакомыми. Уже у дома её окликнула Надя Василевская. Придержала за рукав, начала говорить о чём-то своём, потом осеклась и сказала:
– Ну-ка, быстренько в дом, – усадила её на диван и сказала. – Давайте, выкладывайте, что у вас!
Поговорить им не дала Зоя. Увидела расстроенное лицо матери, завопила гнусаво: «Мама!» и вцепилась в неё намертво. Они вдвоём долго её успокаивали, затем Надя вынула из стола паззлы и усадила Зою их собирать. Делать этого Зоя так и не научилась, но сидела над ними долго и упорно.
– Ну, теперь рассказывайте.
Пока Елена Игнатьевна утешала дочь, успокоилась сама. От Нади ей не было смысла что-то скрывать, только попросила не трепать по городу.
– У нас что-то скрыть невозможно. Вы ведь по поликлинике ходили? Ну и всё. Насчёт Элеоноры Игнатьевны вы неправы. Да и племянники ваши не смогут бросить родную кровь. А пока нужно поступать так, чтобы прожить как можно дольше. Что вы смотрите на меня так? Елена Игнатьевна, вам же скоро 60? Большая часть жизни позади. И с онкологией не враз умирают. Прооперируетесь, потом лечиться будете. Ваши рукописи с собой возьмёте, будете над ними работать, чтобы отвлекаться от дурных мыслей. («Да, правда, – подумала Елена Игнатьевна. – Письма с собой возьму, буду восстанавливать и включать в текст книги»). Я за Зоей пригляжу, другие соседи тоже помогут. Не пропадёт! Так что завтра извольте в Уремовск отправляться. А Зоя у меня посидит. Ой, телефон сел. Можно, я с вашего позвоню?
Выйдя из дома Тумбасовых, Надя некоторое время нерешительно топталась на крыльце. Потом махнула рукой и пошла к «нерусскому дому». Взлетела на второй этаж и сразу надавила на звонок, чтобы не передумать.
Открыл дверь приезжий друг Ираиды Семеновны, которого она почему-то до дрожи боялась.
– Мне Ираиду Семеновну…
– Проходите, проходите. Пожалуйте к столу, мы чай пить собираемся.
Из кухни выглянула хозяйка, увидев расстроенное лицо Нади, приобняла ее и повела в зал, сказав:
– Костя, ты пока чай заваришь, мы посплетничаем.
Выслушала ее, сказала: