Австрийский генерал оказал Марсо почести, как классическому герою, и Гарди не пожелал отстать от своего противника. Он вспомнил об одном прежнем случайном выражении Клебера, который, рассказывая о своем юном боевом сотоварище, воскликнул, что никак не может перенести мысли, что Марсо когда-нибудь должен сделаться добычей червей. Вспомнив это замечание, Гарди решил сжечь бренные останки Марсо на огромном костре согласно древне-героическому обычаю. Совершено это было весьма торжественно. Пепел от тела Марсо тщательно собрали и разделили на три доли, из которых одна была поставлена в урне на гробнице в Кобленце. Пепел этот пропал во время одного нападения. Вторую долю пепла получила Эмира, третью – невеста Марсо – Агата де-Шатожирон. Впоследствии, при перестройке форта, памятник с большой осторожностью был перенесен пруссаками в Люцель-Кобленц.
Память Марсо почтена была врагами и друзьями. Родному городу его Шартру подобало, конечно, увековечить своего великого сына более прочным памятником. Это и состоялось в 1801 году. В честь его воздвигли обелиск, на котором высечены были все его военные подвиги. Когда же в 1815 г. кормило правления попало в руки людей, которые ничего не забывали и ничему не научились, тогда в одну ночь с обелиска исчезли две мраморные доски. На одной из этих досок была надпись даты сооружения обелиска. Словами «Deuxième année du Consulat de Bonaparte» она напоминала плохо звучавшее для бурбонских ушей имя узурпатора. На другой значилось: «Défaite des rebelles au Mans». Это посрамление верности королю Вандейцев оказалось нестерпимым. Бурбоны усердно старались изъять из истории двадцать два года. Но время упорно стоит за себя. Ратуше родного города Марсо сделано было предложение восстановить название улицы – rue de Marceau. Это предложение потерпело фиаско вследствие сопротивления городского представительства. После революции были восстановлены прежние надписи с некоторыми изменениями. Часть пепла, полученного сестрой героя, Эмирой, была передана для его обелиска в Шартре.