— Алло? — звук голоса Энди быстро возвращает мои бостонские корни. Ее неподражаемый северный выговор почти также хорош, как тягучий южный акцент Маккензи.
— Привет, сестренка, — отвечаю я, откидываясь назад, упираясь головой в изголовье кровати, вытягивая ноги и скрещивая их. Хлопковое постельное белье шуршит при каждом сделанном мною движении.
— Сестренка? В последний раз, когда я проверяла, ты был моим младшим братишкой.
Я закрываю глаза, уложив руку между головой и изголовьем кровати. Идеальный образ моей сестры-близняшки возникает между сомкнутых век. В это время ночи Энди, скорее всего, уже заканчивает выступление. Сейчас она уже заперлась в гримерке, спустившись туда с огромной высокой сцены, что она всегда и делает после завершения шоу. Я представляю себе, как она сидит за туалетным столиком, разминая ноги, как она часто делает после спектакля. Ее мягкие каштановые волосы висят в завитках вокруг ее лица сердечком. Они убраны в пучок, когда она танцует. Может быть, она берет салфетку, чтобы очистить грим с лица, постепенно удаляя косметику, обнажая свои глубокие голубые глаза и пухлые надутые губы. Энди легко описать как высокую, стройную, живую, и, скорее всего, очень красивую. И в то время, как она мечтает найти свою настоящую любовь, жизнь делает ее циничной. Не то, чтобы я виню ее. Ее любовный опыт оставляет желать лучшего и почти такой же плохой, как и у меня. Может быть, и еще хуже.
— На пятнадцать минут. Кроме того, я считаю, что это не тема для женщины, поднимать вопрос о возрасте. Я думаю только о тебе и не хочу ранить твои нежные чувства, напоминая, какая ты уже старая.
— Ха! — вопит Энди. — На самом деле чувства учитываются только при привлечении внимания противоположного пола. Ты, мой дорогой брат, не в этой весовой категории. Поэтому ни к чему поминать мой преклонный возраст, как ты выразился. Не то, чтобы я сильно переживала по этому поводу. На самом деле это восхищение, и оно просто это дает мне шанс надрать твою тощую задницу.
Моя голова откидывается от очередного приступа смеха.
— Я всегда говорил, что тебе следовало стать адвокатом.
Энди присоединяется к моему смеху.
— Ты прав.
— Ой, да ладно, — дразню я, вытягивая руку от спинки кровати. Моя кожа горит от трения с кожей изголовья. Я кладу трубку на плечо и тру руку. — Папа бы тобой гордился. Ты бы была бы первой женщиной Вайз, которая стала адвокатом.
Энди всегда было легче по сравнению со мной. Отец всегда ненавидел меня, казалось, с самого моего появления на свет. Для него я едва ли мог сделать что-либо правильно. Энди, маленькая девочка, вся в оборочках, танцевала вокруг дома и наряжалась. С ней все нянчились, что сводило ее с ума. Когда пришло время поступать в колледж, она сразу же решила пойти в искусство. Нет, она вполне могла бы стать юристом, и отец носился бы с ней как с принцессой из офиса. Я же, с другой стороны, был вынужден продолжить семейную традицию.
— Все это фуфло, Нова. Но мы оба знаем, что он бы хотел, чтобы я вышла замуж за адвоката, а не стала одной из них.
Я протягиваю руку и дергаю за резинку трусов.
— Ты когда-нибудь собираешься прекратить бросать мне вызовы? — ворчу я.
Не одни и те же претензии предъявлялись к подростку и его сестре. Это просто жестоко. В то время как я и Энди посещали разные школы, мы все равно присутствовали на смешанных собраниях, таких, как выпускной, или весенние вечера. Как раз в одно из таких мероприятий и появилась эта дурацкая кличка.
Еще в высшей школе я имел репутацию дамского угодника. Согласен, не на много все изменилось, но в то время у меня было только две школьных подруги. Ни одна из них не была вовлечена в слухи. Согласно легенде, у меня было свидание с капитаном команды по лакроссу, девушкой, во время весенних каникул. Упоминал ли я, что она была старшеклассницей, а я — всего лишь на втором курсе.
Слухи были неправдой. Не то, чтобы я возражал сходить с ней на свидание, но измены уже тогда не привлекали меня. Но ущерб уже был нанесен, и я унаследовал жуткое прозвище Казанова после этого свидания, мне подбил губу и расквасил нос парень капитанши, который посчитал меня инициатором распространения слухов. Энди как-то пронюхала про это прозвище и вовсю потешалась. Она укоротила его до Новы и демонстрировала его каждой девушке, с кем вступала в контакт. К моему ужасу, оно прочно осело ей на язык, а что еще хуже так это то, что многие из моих школьных приятелей последовали со мной в Гарвард, прозывая меня так же. Это окончилось, только когда я переехал в Сарасоту. Ну а для Энди все осталось по-прежнему.