Идрис Кампанула подумала: «Если бы правила приличия позволяли, я схватила бы своими руками эту бледно-желтую распутницу и вытрясла бы из нее всю душу. Низкое, наглое бесстыдство! Вломиться в Пен-Куко без приглашения, в сопровождении этого человека! Я всегда подозревала, что доктор Темплетт способен на такое. Если бы Элеонора была хоть немного смышленей, она запретила бы им приходить в этот дом. Сидеть на ручке ее кресла! Чудесное оправдание! Он почти обнял ее. Я буду смотреть прямо на них и дам понять, что я о ней думаю. Вот! Она улыбается. Она знает, и ей наплевать. Это все равно что грешить с ним у всех на виду. Ректор не может этого так оставить. Я считаю оскорблением посадить меня за один стол с ними. Все против меня. У меня нет друзей. Им нужны только мои деньги. Элеонора не лучше остальных. Она старалась настроить ректора против меня. Она завидует мне. Это была моя идея поставить пьесу, а сейчас она ведет себя так, будто все придумала сама. Надо предупредить ректора. Я попрошу его исповедовать меня в пятницу. Я признаюсь ему в своих недобрых мыслях об Элеоноре Прентайс, и прежде чем он остановит меня, я перескажу их ему, и тогда, возможно, он начнет понимать, что собой представляет Элеонора. Затем я скажу, что была немилосердна по отношению к миссис Росс и доктору Темплетту. Я скажу ему, что я человек прямой и предпочитаю смотреть фактам в лицо. Он должен предпочесть меня Элеоноре. Мне следовало бы выйти замуж. С моими способностями, моими деньгами и моими мозгами я могла бы иметь успех. Я бы привела в порядок приход и избавилась от этой нахальной старой горничной. Дина могла бы вернуться на сцену, как только ей этого захочется, или, если Элеонора говорит правду, они с Генри Джернигэмом смогут пожениться. Элеонора не будет слишком об этом беспокоиться. Она будет царапаться и кусаться, чтобы не позволить какой-либо другой женщине стать хозяйкой Пен-Куко. Я поддержу Элеонору в том, что касается доктора Темплетта и его вульгарной маленькой подружки, но если она попытается встать между мной и Уолтером Коуплендом, она об этом пожалеет. Ну а теперь я буду говорить».
И, резко положив свою большую уродливую руку на стол, она произнесла:
— Можно мне сказать?
— Конечно. Пожалуйста, — проговорил Коупленд, немного нервничая.
— Как секретарь, — громко начала мисс Кампанула, — я обсуждала этот вопрос отдельно с каждым членом Молодежного общества. Они планируют свое собственное представление немного позже, и им бы очень хотелось, чтобы это небольшое представление было организовано нами. Человек пять-шесть, сказали они, кто по-настоящему интересуется обществом. Они назвали, конечно, вас, ректор, и эсквайра как покровителя, и тебя, Элеонора, как президента. Они надеются, что Дина не посчитает эту скромную сцену недостойной себя и украсит собой наше маленькое представление. И ты, Генри, — о тебе упомянули особо.
— Спасибо, — торжественно произнес Генри.
Мисс Кампанула метнула на Генри подозрительный взгляд и продолжала дальше:
— Пожалуй, они думают, что не отказались бы увидеть среди всех перечисленных и меня. Конечно я не претендую на то, что у меня есть талант…
— Конечно ты должна принять участие, Идрис, — сказала мисс Прентайс. — Мы зависим от тебя.
— Спасибо, Элеонора, — отозвалась мисс Кампанула, и между двумя леди вспыхнул слабый огонек симпатии.
— Итак, вас будет пятеро, не так ли? — нежным голосом спросила мисс Прентайс.
— Пятеро, — сказала мисс Кампанула.
— Шестеро, вместе с доктором Темплеттом, — уточнил Генри.
— Мы были бы очень рады включить в нашу маленькую труппу доктора Темплетта, — присоединилась к Генри мисс Прентайс, причем ее неприязнь к миссис Росс сквозила буквально в каждом слоге.