— Помогите!..
В ее дверь она почему-то стучала особенно долго — последняя дверь последнего третьего этажа. Кто она была, откуда и почему вбежала именно в этот подъезд в тот поздний час, Светлана так никогда и не узнала, как и не узнала, что с ней стало потом. Она хорошо рассмотрела ее немолодое лицо, даже пудру, слежавшуюся в углублениях морщин… а потом они ударили ее по голове, и от удара ее швырнуло прямо на Светланину дверь. Глазок у нее был расположен низко, и после удара Светлана уже не видела ее лица, но медальон увидела — крошечное мгновение, но он отпечатался в памяти навечно, а потом она боком свалилась на площадку, и больше Светлана уже не видела ни лица, ни медальона, а только согнутые спины тех, кто торопливо выдирал сумочку из ее пальцев и сдирал украшения… в том числе и медальон. Они ничего не боялись, они знали, что на них смотрят, но им было все равно. Может быть, они знали, что им нечего бояться.
Позже она ничего не сказала, и знала, что соседи тоже ничего толком не сказали. Скорее всего, потому, что знали, что другие тоже не откроют для них свою дверь.
Молоденький паренек из милиции, уже уходя, тогда на площадке презрительно и нарочито громко бросил в их адрес: «Ботва!» Светлана не поняла смысла, но поняла интонацию, ощущение от которой было как от плевка.
Она знала, что это был гнусный поступок, и знала, что повернись время вспять, все равно не открыла бы дверь, и от этого ей становилось еще хуже. Отвратительная гниющая язва на ее безупречном прошлом. Прошло уже несколько лет, все уже начало подергиваться милостивым туманом забытья, и только медальон еще долго безжалостно сверкал сквозь него. Но вскоре и он начал меркнуть… до той минуты, пока Светлана не нашла его, расстилая кровать в своей комнате — чудесной комнате розовых и золотых тонов, наполненной лампами и цветами — пусть и те, и другие выглядели так, словно их только что привезли из магазина, но эта безупречная магазинная ухоженность не мешала им создавать атмосферу того аккуратного уюта, который она так ценила.
И медальон оказался там — висел на серебряной цепочке, захлестнутой за один из шаров розового дерева на спинке кровати, и увидеть его для Светы было равносильно жестокому пинку в живот, от испуганной неожиданности у нее в первый момент даже закружилась голова. Кто-то забыл его там, хотя сейчас ей уже начинало казаться, что этот кто-то оставил его там специально, рассчитывая на то, что именно она найдет его. Предположение, разумеется, было нелепым, но тотчас же в ее ушах, словно наяву зазвучал глуховатый голос рыжеволосой Алины:
— …интересно — как вы выбрали свои комнаты?
— А я выбрала самую светлую. Вернее… ну, мне кажется, днем она должна быть самой светлой. Там такие красивые обои — розовые с золотыми птицами… и лампа во весь потолок…
Лампа во весь потолок…
Светлана запрокинула голову и, сощурившись, глянула на нарядный абажур над головой. Ее рука с цепочкой упала, и холодный медальон уютно улегся на колене.
Самая светлая комната — светлая не только днем, но и ночью, потому что в ней лампа во весь потолок, потому что она наполнена лампами… это первая причина, по которой она ее выбрала, а вовсе не из-за красивых обоев… Конечно, у нее нет никакой нюктофобии, но все же намного спокойней, когда вокруг столько ламп… и кто-то знал об этом и оставил подарок для ее совести…
Бред, конечно же бред! Конечно, Алина была ей симпатична и казалась милой и доброй, но все же была явно не в себе. Их похитили, и все это устроил водитель. Возможно, у похитителей какой-то особый план насчет них, но, так или иначе, этот план не может быть настолько особым.
Она взглянула на медальон, холодивший ее колено сквозь ткань халата. Сантиметров шести в диаметре, серебряный с черневым рисунком — четыре выложенных по кругу длинных широких листа, попарно соприкасающихся черешками, а между ними — скопище цветов, похожих на ландыши, — такие же аккуратные маленькие цветки-колокольчики, но они не свисали, а смотрели вверх, будто каждый лежал отдельно, — выпуклый, изящный, почти живой. Мастерски сделанный медальон казался старинным и очень дорогим. Редкость, но даже редкости не обязательно быть в единичном экземпляре… Вот только у медальона был дефект — небольшая, но довольно заметная щербинка на одном из листьев, возможно, след грубого удара обо что-то, и от этого дефекта Бережной хотелось плакать. Иногда память бывает очень жестока в своей безупречности. Это был тот самый медальон.