— Не трогайте меня!.. горло!.. Не трогайте мое горло!..
— Что с вами?..
— Может, у нее астма? Приступ…
— А может, эпилепсия?..
— …уйдите! Не видите — человеку плохо!
— … да просто кошмар…
Голоса гудели вокруг нее — обыденно-встревоженно, к голосам добавился ощутимый запах лекарств и легкий хлорный. Алина перестала отбиваться, обмякла и открыла глаза. Перед ней маячило незнакомое мужское лицо, чуть поодаль плавали еще несколько лиц — мужских и женских, смотревших на нее с опаской. Кто-то аккуратно, но крепко удерживал ее руки.
— Девушка!..
Алина вздохнула и откинулась на жесткую спинку стула, растерянно-испуганно поводя глазами в обе стороны. Длинный больничный коридор, бледно-желтые стены, ряд дверей с номерами и табличками, пожилая женщина в синем халате, стоявшая неподалеку возле железного ведра, наполненного водой и пеной. В руке у женщины была швабра.
— Так звать сестру, нет?! — сварливо спросила она. Мужчина, державший Алину за руки, покачал головой.
— Не надо. Просто человеку страшный сон приснился. Наверное, нервы не в порядке.
— Так ей не к терапевту, а к невропатологу надо! — буркнула уборщица. — Ишь, концерт устроила! Перепугала всех!..
— Да ладно вам!.. — мужчина махнул на нее рукой, потом снова посмотрел на Алину, которая часто-часто дышала, словно вытащенная на берег рыба, чувствуя, как по лицу, по шее и за воротник стекают крупные капли пота. — Ну, вы как? Может, позвать врача?
Алина замотала головой, потом просипела:
— Где я?
— В поликлинике, — ответил он печально-ласково. — Забыли разве? Вы ж за мной занимали!
Дверь кабинета отворилась, и в коридор выглянула девушка с коротко остриженными черными волосами.
— Что за крики?
— Да вот девочке кошмар приснился, — услужливо сообщила одна из зрительниц, стоявшая в сторонке. Медсестра перевела взгляд на Алину.
— Вы? Зайдите.
— Нет, — поспешно сказала Алина, — спасибо. Я потом… я не сейчас… извините пожалуйста.
Медсестра недоуменно-недовольно пожала плечами и захлопнула дверь. Небольшая толпа вокруг начала рассасываться, и на мгновение в ней вдруг мелькнули чьи-то глаза, показавшиеся Алине страшно знакомыми. Ярко-голубые глаза за стеклами очков. Но они тут же исчезли, как исчезло и само чувство узнавания. Хрипло дыша, она стянула на груди расстегнутое черное пальто, потом встала. Сумочка свалилась с ее колен и повисла на перекинутом через локоть ремешке.
— Вам помочь? — спросил мужчина. — Вам бы лучше на свежий воздух.
— Нет, спасибо, я сама, — вяло произнесла Алина, потирая шею. — Скажите… скажите, а я здесь давно?
Он удивленно пожал плечами.
— Минут пятнадцать. Вы очередь за мной заняли — разве не помните? Заняли, а потом пригрелись, задремали… Наверное, вам очень страшный сон приснился? Надо бы вам попить успокаивающего… валерьяночки…
— Да… — прошептала Алина, — страшный. Нервы… наверное, просто нервы. Устала.
— Да молодые-то сейчас быстрее пожилых старятся, — заметила сидевшая неподалеку старушка и снова уткнулась в изучение своей медицинской карты. — Чего удивляться, когда кругом такое…
Алина отвернулась, не слушая уточнений, и побрела по коридору к лестнице. В висках у нее громко, болезненно стучало. Негнущиеся ноги цеплялись за пол носками потертых сапожек. Сумочка хлопала по голени.
Сон… сон… кошмарный сон…
Четыре дня за пятнадцать минут?!
И что? Случаются и более странные вещи.
Да, сон — это очевидно, как и то, что она находится в поликлинике. Вчера приболела, попросила Женьку подменить, а сама весь день провалялась на диване, сморкаясь и кашляя. С утра было получше, но отчего-то сильно разболелась спина, и на работу она все-таки не пошла, сказав Тамилке, что выйдет после обеда. А потом отправилась в поликлинику… заняла очередь, а потом прожила четыре восхитительных и жутких дня? задремала на пятнадцать минут, чтобы проснуться самым несчастным человеком в мире.
Неужели это действительно был всего лишь сон? Сон, в котором ее убили…
Может, лучше б и убили там, такой… чем просыпаться в этой жизни! Лучше бы она была сном!
В вестибюле толпились люди — в осеннюю пору поликлиники, как правило, становятся особенно обитаемыми. От окошка регистратуры тянулся длинный хвост очереди, чихающий, кашляющий и ругающийся — в основном, пронзительными старушечьими голосами. Хвост поменьше вырастал из стеклянной аптечной будки, состоявшиеся и потенциальные больные курсировали между лестницей и тяжелыми двустворчатыми дверьми, а среди них крутилась нянечка, пытаясь изгнать проскользнувшую внутрь облезлую дворнягу. Дворняга издевательски тявкала, цокая когтями по цементному полу, нянечка простуженно ругалась. Где-то в очереди голосил ребенок. Вестибюль заполнял цветистый аромат лекарств, смесей туалетной воды и духов, хлорки, псины и табака. Кто-то наступил Алине на ногу и, не заметив этого, пошел дальше. Привычная, до боли знакомая реальность.