Прислужницы, открыв перед нею очередные высоченные двери, ввели ее в огромный зал. Отшлифованный до зеркального блеска черного мрамора пол отражал стены и непроницаемую тьму под бесконечно высоким потолком. Посреди зала тянулся длинный стол, по обе стороны которого, виднелся ряд резных спинок задвинутых стульев, возвышавшихся, словно строй айсбергов над поверхностью моря. Возле каждого из них стояли, тихо переговариваясь, мужчины и женщины в богатых убранствах. При появлении Ники они низко поклонились. Во главе стола высилось на возвышении кресло под балдахином с золотой бахромой. Именно к нему направились прислужницы за которыми следовала и Ника. Очевидно, ей предстояло занять именно его. То, что она попала не на совет матерей, Ника сообразила по тому, что здесь находились мужчины, а длинный стол был уставлен сверкающей посудой.
Она расстроилась: есть под пристальными взглядами присутствующих - еще то удовольствие. А если окажется, что еще придется пользоваться кучей столовых приборов... Беда! Приподняв платье, как это делали дамы высшего света, которых Ника видела в кино, она поднялась на возвышение, откинув ногой шлейф своего плаща-балахона, и села на подушку кресла. Здорово это у нее получилось, и Ника немножечко приободрилась. Одна из прислужниц начала нараспев читать что-то вроде молитвы, восхваляя великую Ллос и моля ее не отворачиваться от дочерей преданного ей Дома де Наль и покарать всех его врагов. В это время Ника разглядывала многочисленных домочадцев. Раз она мать этого дома, то, получается, что все сидящие здесь - ее дети? Ну, надо заметить, что для такой многодетной матери у нее шикарная фигура. Хотя некоторые ее "детки" были если не ее возраста, то много старше своей мамочки.
Все женщины и мужчины были такими же темнокожими, как она, и всех отличала особая породистая красота. Белые волосы всех оттенков, от тусклой седины до белоснежных или платиновых, были уложены в прически одна затейливее другой. Правда у женщин они были не такие высокие, сложные и богато украшенные, как у Ники. Простой покрой женских платьев компенсировала богатой вышивкой или драгоценными украшениями, но и в их количестве они уступали Нике. Положение так сказать обязывает. Мужчины, сидевшие в дальнем конце стола, были одеты проще и строже. Их одеяния позволило Нике разделить их на две категории. Те, что носили короткие камзолы с глухими высокими воротниками, штаны, высокие сапоги из мягкой кожи и накинутый на плечи обязательный плащ-балахон, очевидно, принадлежали к военной касте. Мужчины преклонного возраста в мантиях с широкими рукавами и глухим воротом, застегнутым застежками из серебра были, кажется, интеллектуалами. И все, без исключения, имели длинные волосы, свободно падающие на плечи, заплетенные в косу, либо собранные в высокий хвост. И никаких украшений. Насколько женщины были увешаны ими, настолько мужчины или явно чурались их, или носить их, попросту, не полагалось.
- Моя владычица, - раздался голосок из-за корсажа, заставив Нику прервать наблюдения, очнуться и сообразить, что молитва уже окончена, а читавшая ее прислужница выжидающе смотрит на нее, как и все остальное общество, переминавшееся возле своих мест.
- Разрешите им садиться за стол, моя владычица, - подсказал Клопси.
- Как?
- Подайте знак рукой
Ника неуверенно подняла и опустила руку, как это делала училка английского в школе. Задвигались стулья. Все заняли свои места.
- Отпустите своих сестер, моя владычица, - прошептал Клопси.
- О ком ты говоришь?
- О тех, кто только что прислуживали вам.
- Мои сестры - прислуга? Родные?
- Единокровные. От одной матери.
- Благодарю вас, - ошарашено улыбнувшись, произнесла Ника, обратившись к ним. - Вы можете занять свои места.
Что-то испуганно пискнул Клопси. Служанки, оказавшиеся ее сестрами, странно смотрели на нее. Та, что казалась помладше, перевела растерянный взгляд на старшую, та невозмутимо поклонилась и прошла к своему месту.
- Вы не должны с ними разговаривать. Достаточно было одного жеста, чтобы отослать их.