Он умер вместе со смертной. Жизнь уже не имела никакого смысла. Целые столетия ему предстоит нести непомерную тяжесть вины, изнывая от тоски и боли, сознавая, что он виноват в гибели своей девочки. Живое, горячее сердечко! Его обретенная было душа. Лучше уж вслед за ней, бросится к прожорливым эт'гами. Но он еще успеет это сделать. Хотя, его смерть ничего не изменит, их души не смогут воссоединиться навсегда. Ее душа бессмертна - его нет, потому что сам он бессмертен. Пусть так! Зато смерть освободит его от страдания. Усилием воли Дорган подавил отчаяние и горе, стряхнув оцепенение сознанием того, что сперва должно завершить начатое. Он успеет. Раз он втянул бедняжку во все это, так хоть пусть ее смерть будет не напрасной. Да, он завершит дело, а после... «О, Аэлла, даруй мне смерть воина!» - взмолился он. Диск летел с нужной скоростью и Дорган только успевал разбрасывать в алчущую массу эт'гами куски уже обескровленного мяса, еще больше разжигая аппетит этой хищной мерзости. Позади показался край Цветущей долины, и Дорган принялся кидать оставшиеся от туши внутренности, заманивая тупо движущуюся прожорливую массу на ее середину. Как только первая, накатившая, волна эт'гами хлынула на колыхающийся ковер, с жадностью набросившись на пульсирующие "бутоны", как "долина" вздыбилась сплошной завесой тычинок, судорожно выбрасываемые ими. Лепестки "хризантем" задергались, заметались.
Освободившись от остатков туши, диск приобрел легкость, и теперь молнией метался по "долине", уворачиваясь от едва не пробивавших его, взметавшихся вверх "тычинок". Дорган яростно работал клинками, не останавливаясь ни на миг, не давая себе передышки. Сверху было видно, как поток эт'гами занял все прибрежное пространство "долины" и под напором наседавшего заднего потока неуклонно двигался вперед, пожирая хищные "цветы". Плети "тычинок" рефлекторно клонились в ту сторону, где "долине" причиняли наибольшую боль, уничтожавшие все на своем пути, эт'гами, уже заполнившую ее собой. Но и "хризантемы" не уступали им в своей алчности. Ядовито-красные лепестки хватали мерзких слизней, всасывая, втягивая, заталкивая их в середину "цветка", и только на миг еще мелькнут в воздухе шевелящиеся членистые ножки или жвала. Плети "тычинок" тоже трудились во всю, обвивая гигантских насекомых, давя и ломая пополам так, что их панцирь и серая, вязкая слизь сгустками разлеталась во все стороны. И Дорган оказался покрыт ею с ног до головы так, что его длинные волосы слиплись в лоснящиеся влажные пряди. А гоблины гнали и гнали нескончаемый поток эт'гами в Цветущую долину. Дорган уже машинально рубил и сек, радуясь охватившему его отупению, которое хоть немного заглушало подступившую пронзительную боль. Перед ним то и дело всплывал образ то смеющейся Ники, то смущенно отталкивающей ногой упавшую юбку, или робко смотрящую на него с какой-то затаенной надеждой, и тогда, сцепив зубы, бнссмертный эльф н с новой силой неистово работал клинками.
Наконец, показались замыкающие отряды гоблинов, добивающие хвост движущегося потока эт'гами. Цветущая долина уже захлебывалась от нашествия гадов. Неожиданно ее поверхность приподнялась и опала, словно долина издала глубокий предсмертный вздох. Плети "тычинок" одновременно, как по команде, дергаясь в конвульсии, втянулись в "бутоны", раззявив в агонии на своих концах присоски. "Хризантемы" напрягли ядовито красные лепестки, и Долина, вновь вздыбившись, начала стремительно опадать, образовывая бездонную шевелящуюся яму кровавого цвета, в которую попали эт'гами. Дорган на диске отлетел к незыблемым скалистым стенам пещеры, наблюдая как от кромки "берега" отходит край Долины, отслаиваясь от камней все больше и больше, пока не сделалась похожей на гигантский, стянутый у горловины, кожистый, туго набитый мешок. Это был самый необычный гигантский хищник когда-либо виденный дроу. Края огромного мешка сомкнулись. Бледно-коричневые, с крупными порами кожистые края мешка пульсировали, толчками переваривая пищу. С эт'гами было покончено. Бой завершился победой гоблинов, остановивших прожорливых паразитов и очистив от них свое родное Подземье. Победный восторженный рев потрясал своды пещер, гулким эхом катясь по переходам и лабиринтам Подземья. Победа не радовала только Доргана - ему предстояло остаться со своей болью один на один. Он чувствовал такой упадок сил, что не мог шевелить ни рукой, ни ногой. Не в силах думать ни о чем, он застыл изваянием среди ликующих гоблинов, потрясающих своим оружием и оглашая каменные своды радостными криками и ревом.