Блингстоун спал. В его домах горели редкие огни. Жестяные фонари освещали безлюдные подмостки, мостки, и мосты, перекинутые через зияющие ямы штолен к каменистым уступам и тропам вырубленных в стенах. Только в кабаках, находившихся на каждом уровне города, кипела жизнь, из чьих настежь распахнутых дверей и окон доносился шум и возбужденный многоголосый говор, прерываемым грохотом опрокидываемой мебели, хохотом и грубой руганью. Из дверей кабака, который миновали Ника и Хиллор, вдруг вылетела массивная скамья, а вслед за ней дворф с развевающейся в стремительном полете бородой. Проехавшись по камню мостовой лицом и брюхом, он тут же вскочил, подхватил скамью наперевес, и ринулся обратно в кабак с невнятным, но воинственным воплем. Даже летящие в него глиняные кружки не остановили коренастого вояку, а на то, что одна из них вдребезги разбилась о его крепкий лоб, он даже не обратил внимание. Блингстоун отдыхал.
Диск с Никой и Хиллори, медленно, но неуклонно поднимался по широкой спирали все выше и выше. У Ники уже давно дрожали колени, пересохло во рту, и кружилась голова от, захватывающей дух, бездны, что простерлась под нею. Ей было дурно от вида того, как беспомощно нависал носок ее башмака, выступающий за край диска, над зияющим зевом пропасти с уходящими далеко вниз огнями города. Сам диск казался ей крохотным и очень не надежным, для того что бы удерживаться на нем, не потеряв равновесия. Один слабый толчок, мог запросто опрокинуть ее вниз. Хиллор глазами показал ей на посох, за который она тут же ухватилась. Вниз уходили все новые пересечения мостов и подвесных дорог, соединяющие между собой узкие каменные тропы, освещенные где факелами, где гирляндами фонарей. Здесь Блингстоун размещался больше на выступах стен, что уходя вверх, постепенно сужались.
- Именно отсюда идет та первая штольня, с которой начинался Блингстоун. Отсюда наши предки начинали осваивать мир Подземья. Здесь находятся священные могилы наших героев-первопроходцев. И до сей поры, мы продолжаем хоронить в усыпальницах Высоких Пещер тех отважных героев, которые верностью своему народу, заслужили сию небывалую честь.
Диск приблизился к ряду пещер, что шли на одном уровне по кругу огромной штольни, соединенные одним общим выступом. Хиллор показал на вход одной из них, ничем не отличавшейся, от остальных. Диск мягко приткнулся к скалистому уступу, и Хиллор сойдя с него, увлек, зажмурившую глаза, намертво вцепившуюся в посох, Нику в непроницаемо темный ход.
Осторожно щелкнув пальцами, маг возродил на навершии посоха небольшой трепещущий листок пламени, осветивший круглые стены пещеры с таким низким сводом, что Нике пришлось согнуться в три погибели. Воздух в ней оказался сухим, пахло пылью и веками. Хиллор двинулся вперед, опираясь на посох и освещая им путь. Свет и тьма причудливо играли в складках его белых одежд и Нику, как ни тяжело ей сейчас было, невольно завораживала эта игра контрастов. Она брела за ним, согнувшись почти под прямым углом, на полусогнутых ногах. "Скоро, скоро это кончится, - подбадривала она себя. - Это ведь не самое худшее, что приходится выносить, ради того, что бы добраться до истины".
У нее еще не улеглась тошнота от спирального подъема вверх, как начала донимать ноющая боль в пояснице. Спохватившись, Ника решила припомнить молитву, слышанную от бабушки. Ведь Хиллор сказал ей, что она должна очистить мысли святыми словами, известными ей. В детстве она, помнится, ничего в ней не поняла, и бабушка постарался перевести старославянские слова на современный язык. Но сколько Ника не билась, вспоминая ее, кроме как привязавшегося: "ням-ням-ням-ням покупайте Микоян" в голову ничего не шло. Тогда, чтобы перебить это дурацкое "ням-ням", она начала читать про себя: "буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя...", которое им намертво вдолбили на уроках литературы. И, наконец, ее память "выдала" строчку псалма, которая впечатлила ее когда-то своей жутью: "...и пойду долиной смертной тени" а, уже потом ей вспомнился весь текст псалма.
"Господь - Пастырь мой: я ни в чем не буду нуждаться. Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла... Ох! - Ника схватилась за поясницу - Зараза! Больно то как! Да... не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох - они успокаивают меня," - Ника посмотрела на посох Хиллора идущего впереди, на чьем навершии трепетал огонек. Она вспомнила, как держалась за него во время подъема сюда, в Верхние пещеры. Правильно: все один к одному. Что там дальше? Да... "Ты приготовил передо мною мою трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою..." Это должно быть приятно, когда твою голову "умащивают елеем", - Ника приподняла голову, тут же стукнувшись о низкий выступ. - Да... не отвлекаться... как там дальше... а на чем я остановилась? Елей... ага! ... "Умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена...» Так благость... «Благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и...» что и? ... и... «Пребуду я в доме Господнем многие дни». Так, кажется все. Нет, что-то должно быть еще. Ах, да! "Аминь!"