Глубоким вздохом, набрав в грудь побольше воздуха, Ника в своем воображении собрала свою силу в клубящийся сгусток энергии, вложив в него мысль об опасности и на выдохе, выбросила его через ладони в огонек светильника. Тщедушный, едва теплившейся огонек, вспыхнул, метнулся вверх ревущим пламенем и тут же опал, изжив себя, превратившись в крохотную мерцающую искорку, что потухла, поднявшись белесой дымкой. И как эта искорка, Ника обессилила настолько, что готова была тоже вот-вот потухнуть. Она страшно устала и о том, что бы поднять секиру и вновь вступить в бой, не могло быть и речи, чувствовала себя беспомощнее младенца. Руки бессильно повисли вдоль кряжистого, короткого тела, облаченного в светлый балахон, изукрашенный магическими знаками камня и земли, и опустила отяжелевшую голову на грудь. Самое время молится Берко. Но свитки...
Ника повернулась и через силу, превозмогая слабость, побрела к грубо сколоченному из не ошкуренных досок, ящику. Там лежали священные свитки. "О, Берко! Берко! Великая богиня, прими меня к себе, ибо настало мое время". До сундука оставалось каких-то несколько шагов, когда за своей спиной услышала тихое истеричное хихиканье. Поднявшаяся в ней ненависть и гнев придали ей силы, и она резко развернулась. Под грубо обтесанным потолком висел сгусток тьмы.
- Вот ты и выдал себя, старый дурак, - послышался хихикающий голос из темной сферы.
- Можешь не прятаться, эльфийская дрянь, - огрызнулась Ника низким гулким голосом.
Она не испытывала никакого страха, хотя перед ней была сама Гризобелла, одна из сильнейших и жестоких жриц Паучихи. В искусстве магии, жрица дроу не знала себе равных, но это был не повод, что бы боятся ее. Именно ее послала Ллос на Поверхность за предсказаниями, и как же быстро она вышла на него, сообразив, что надо искать именно в Блингстоуне.
- Ты ведь не станешь теперь отрицать, старый ты дурак, что в этом убогом ящике хранятся предсказания? Ничего не скажешь, хорошо же ты их припрятал, слабоумный дворф.
С проницательностью дворфа, прожившего пятьсот лет, Ника почувствовала сомнение и неуверенность молодой честолюбивой эльфийки, которой и было-то всего двести лет.
- Ты ведь нашла меня по сильной вспышке пламени, Гризобелла? Как думаешь, от чего так сильно вспыхнул огонь?
Сгусток тьмы опустился на пол и рассеялся, явив молоденькую эльфийку с тонкими чертами лица и уложенными в сложную прическу белыми волосами. Против обыкновения, она была не в одеянии жрицы, а в облачении воина: штаны, широкая туника, перехваченная ремешком с золотой пряжкой и мягкие кожаные сапожки. С тонкого острого клинка изящно изогнутой сабли стекала кровь.
- Ты хочешь сказать, безмозглое порождение шлюхи, что сжег ценнейшие свитки?! - Визгливо засмеялась она. - Если так, то ты жестоко поплатишься за это!
Ника с усталой усмешкой покачала головой и огладила длинную бороду. Конечно, Гризобелла найдет свитки с предсказаниями там, где они и лежат сейчас - в сундуке. Но она, Ника, все же поселила в ней сомнение в их истинности. Злоба исказила красивые черты эльфийки и она, выхватив саблю, в бешенстве замахнулась на Нику. Последнее, что видела Ника это искаженное ненавистью темное лицо дроу и покатившуюся к ее сапожкам, лобастую голову седобородого старика.
Все померкло перед ее взором и Ника, задохнувшись от ужаса, забилась в чьих-то руках.
- Все хорошо, все хорошо... Ты справилась... Дух самого великого Горгера говорил с тобой.
Еще не пришедшая в себя Ника, непонимающе глядела в склонившееся над нею лицо старого дворфа, едва узнавая его. Все заслоняло темное красивое лицо, безобразное в своей ненависти и злобе.
- Я... мне... - прошептала Ника, хватаясь за горло, судорожно сглатывая.
- Понимаю. Ты увидела, что с древним магом произошло нечто ужасное? - Мягко проговорил Хиллор, проведя скрюченными пальцами по ее волосам. - Но все закончилось и теперь тебе ничто не грозит.
Ника кивнула, глядя на свод пещеры, широко раскрытыми глазами. Ее голова покоилась на коленях Хиллора.
- Ты удостоена великой чести, - говорил ей, между тем, маг. - Ты, единственная смертная с которой говорил дух великого, давно канувшего в Вечное бытие. Горгер до сих пор не снизошел до мольбы ни до одного из дворфских героев. А ведь к нему обращались лучшие из нас. Добиваясь этой чести, проходя через долгий, изнурительный пост, они непрерывно взывали к его духу. И вот дух Горгера услышал мольбы, и явил видение. Но разве он послал свое откровение кому-нибудь из благородных сынов своего народа? Нет, он открылся духу смертной, - в сварливом голосе Хиллора ясно слышалась ревность и удивление.