Выбрать главу

Понимая, что это аргумент, Наум посмотрел на Вику и уже хотел было сообщить, что дождь не самое лучшее время для прогулки по городу, но хмурое на первый взгляд небо заставило его по-другому посмотреть на Париж сквозь капли осеннего дождя.

Через мокрое лобовое стекло «БМВ», торчавшая над городом Эйфелева башня стала напоминать шедевр импрессионистов, который щедро разбавил расплывчатый силуэт главного символа Франции разноцветными пешеходами под разноцветными зонтами, похожими на радостные мазки кисти художника по серому и скучному городскому холсту. Наум вслед за Викой вышел из машины и искренне удивился, что, несмотря на осень и дождь, Париж как будто расцвел. С наступлением быстрого вечера, город сверху придавило небо, от чего он стал компактным и уютным. Умывшись дождем, Париж уже приготовился лечь спать, накрывшись темно-синим одеялом из неба и звезд, но вдруг неожиданно вспыхнули фонари и неоновые подсветки, склонив к закату недолгий осенний день.

Эйфелева башня зажглась миллионами огней и буквально заискрила в сгущающейся темноте, как новогодняя московская ёлка. Вика дернула Наума за рукав куртки, и они зашагали по мокрой парижской мостовой, словно пытаясь скрыться от лучей прожекторов на башне, которые, как всевидящий глаз Саурона пытались отыскать их среди толпы людей на улицах неспящего города.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Неожиданно дождь ливанул снова, и Наум с Викой едва успели добежать до «Нотр-Дам-Де-Пари». Горгульи и химеры на крыше собора проводили их задумчивым вековым взглядом, словно сообщая, что они охраняют Париж от злых духов, а вот с дождем и хреновой погодой путникам ничем помочь не могут, разве что предложить укрытие среди стен собора от довольно мерзких и холодных капель.

Убедившись, что небо с влагой завязывать не собирается, Наум с Викой короткими перебежками добежали до уютного кафе и, с трудом отыскав в вечерней парижской суете свободный столик, заказали ужин для Наума и много-много кофе для Вики. Сняв мокрую куртку и повесив ее на стул, Наум посмотрел на Вику, которая стряхивала с намокших волос капли французского дождя, и улыбнулся, забыв о мокрых носках в промокших ботинках.

- А ты когда последний раз был в России? – неожиданно спросила она.

- Когда там еще медведи в шапках-ушанках с балалайками по улицам гуляли, - улыбнулся Наум и покрутил в руках подставку с салфетками, - давно уже, больше десяти лет.

- А я еще больше, - она вздохнула, - мы приехали сюда, когда мне пять было. Мама замуж за отчима вышла. А потом нас с ним бросила, - она улыбнулась, - но ей за это спасибо.

- А ты где там жила? – Наум посмотрел на нее.

- Везде, - Вика пожала плечами, - родилась в Питере, но его вообще не помню. Потом в Калининград уехали. А потом сюда. Интересно, как там все сейчас?

- Думаю, ничего интересного, - Наум облокотился рукой на стол, - разве что медведей поменьше стало, да и покультурнее они теперь. С балалайками к прохожим не пристают.

- А ты знаешь, - Вика перевела тему, - я в центре Парижа была всего пару раз. Здесь это как-то не принято. Считается, что вся эта красота, - она кивнула на неоновую подсветку старых домов с черепичными крышами, - для туристов. Парижанам не до красоты. Им жить еще как-то надо.

- Ага, - согласился Наум, - мы, туристы, здесь только деньги тратим. А вообще, Париж – это красивая сказка, - он на секунду задумался, - знаешь, сколько у нас дур и дураков хотят в Париж. Приезжают сюда и понимают – улицы грязные, дома серые, Эйфелева башня скучная, Лувр долгий, а «Нотр-Дамов» у нас своих хватает. В бутиках цены немеряные, еда дорогая, жилье еще дороже. В общем, не Париж, а сплошное разочарование, - Наум развел руками, - правда, об этом они никому не говорят, а рассказывают сказки, что Париж – это город любви, романтики и высокой моды. И очередной дурак или дура из России хотят в Париж. Voir Paris et mourir («Увидеть Париж и умереть» - франц.). Вот она, мечта настоящих русских идиотов.

- А ты чем вообще занимаешься? – Вика оглядела собравшегося философствовать дальше Наума.

- Недвижимостью, - попробовал отшутиться он, - то одного подвину, то другого.

- А если серьезно? – она склонила голову на бок.