Наум потряс рюкзак рукой – килограммов двадцать, не меньше. Закинув его за спину, он вышел из ангара и тут же столкнулся с приехавшими на подмогу своим корешам албанцами на джипе с другого конца свалки. Увидев Наума возле ангара среди своих мертвых друзей, они опешили. Этих секунд ему хватило, чтобы угостить каждого из четырех мордоворотов порцией французского свинца калибра 5,56 миллиметров.
Размазывая последнего врага очередью по черному боку «Рендж Ровера», Наум поймал себя на мысли, что понял, почему полиция ни одной страны мира не может победить преступность. Дело в языке. Полиция и братки говорят на разных языках. А надо, чтобы говорили на одном, многонациональном, который поймет каждый бандит. «С вами надо говорить на языке пули», - вслух произнес Наум и посмотрел, как албанец стекает с бока джипа на землю, оставляя на нем кровавые разводы.
Выкинув из «Ровера» мертвого водителя, Наум залез за руль, вытерев сиденье от крови валяющимся на заднем сиденье албанским флагом, и доехал на нем до своего «БМВ».
Дождь закончился. Наум снял бронежилет и вместе с «Фамасом» сбросил его в неизвестно откуда взявшийся посреди пустыря люк канализации. После этого он запихал рюкзак с дурью в багажник «БМВ», сел за руль и завел машину. Через десять минут Наум вырвался из мира футуристических зданий Марн-ля-Валле, где скромные французы, не нашедшие себя в большом Париже, похоронили свое будущее здесь, в маленьком Париже, среди серых стен, на которые ссут арабы и негры, навсегда.
Наум взял валяющийся на сиденье телефон:
- Да, Волков. Все у меня. Говори, куда надо подъехать. Я думаю, ты сам понимаешь, что глупости делать не надо.
Наум прибавил газу, и «БМВ» помчался назад, к Эйфелевой башне, с которой издалека видно любое дерьмо, кроме того, что навалили прямо у ее подножья…
Пригород Парижа, Марн-Ля-Валле. Фото взяты из свободных источников
3 глава. Осенние хризантемы ненависти-7
Париж, район Северного вокзала, осень 2007 года
Наум остановился в переулке напротив магазинчика Волкова. Он вышел из машины, держа в руках рюкзак с кокаином, из-за которого и так уже погибло слишком много людей. О тех, кого эта дурь еще убьет, Наум старался не думать. Когда он подошел ко входу, дверь распахнулась, и из нее выпорхнула Вика и сразу повисла на его шее. Она от радости покрывала его лицо поцелуями. Но Наум, ответив ей коротким поцелуем, снял девушку с себя и бросил рюкзак на бетонный порожек возле магазина к ногам вышедшего из двери Волкова.
- В машине подожди, - Наум посмотрел на Вику.
Та, не задавая лишних вопросов, исчезла.
- Завидую вам, - Волков поднял рюкзак и передал его своему помощнику, - молодость - это то, что не купишь.
- А старость - это то, до чего еще надо дожить, - усмехнулся Наум, - теперь мы в расчете?
- Вроде как да, - Волков пожал плечами, - так ты мне и должен-то особо не был.
- Был, - покачал головой Наум, - такие, как ты, Волков, долги с воздуха рисуют, художники хреновы. Как старуха-процентщица. Раскольникова читал? Про Питер там.
- Читал, - улыбнулся Волков, - в тюрьме, когда делать нечего, читаешь много. И про преступление, и про наказание. Знаешь, вот все говорят, - Волков посмотрела на Наума, - что наказание неизбежно. А я вот считаю, что преступление тоже неизбежно. Нельзя всю жизнь по прямой идти. Рано или поздно оступишься.
- Не сам, так помогут, - горько усмехнулся Наум, - помощники всегда найдутся, да, Волков?
- Ну не без этого, - Волков посмотрел на небо, которое собиралось пролиться дождем, - помощники, они как по добру помогают, так и на злое толкают. Ангелы и бесы. Говорят же: «Бес попутал, а ангел не сберег». Ну что, попрощаемся? Или может…
- Не может, - Наум посмотрел на свои руки, - ни тебе это, Волков, ни мне не надо. Когда такие, как мы, рядом, мы всю дорогу на измене сидим. Ты думаешь, что ты меня, я, что ты…