Когда добрались до намеченного ориентира, Шпаков сказал:
— Понимаю, все устали, но кто-то должен идти на дежурство. Пора начать сбор данных. Добровольцы есть?
Вызвались Овчаров, Целиков и Зварика.
— А можно и я пойду? — спросил Генка. Ему хотелось сделать хоть что-то как разведчику. Да и устал он меньше других. Ведь когда Генка был партизанским курьером в Белоруссии, ему регулярно приходилось совершать тридцати-сорокакилометровые «прогулки» между Станьковским лесом и Минском.
— Пойдёшь в следующий раз, — ответил Шпаков. — А сейчас твоя задача — охрана радисток. Юзик, ты отправляешься на шоссе, Иван Белый и Иван Чёрный — на «железку».
От обиды у Генки запершило в горле. Но дисциплина — превыше всего. Потому он молча взял тяжеленные батареи для раций и присоединился к Ане с Зиной, которые вытоптали в траве уютное гнёздышко и уже укладывались спать.
— Командир, не пора ли «повеселиться»?
Все уже знали, что Мельников имел в виду. Он ловко вскрыл финкой консервную банку со свиной тушёнкой. К небольшой порции мяса каждый получил по сухарю. Маловато, конечно, для молодых людей. Однако еды было в обрез, приходилось экономить.
Запивали из фляжек водой, которую набрали в Парве. Все невольно вспомнили Крылатых, который ещё вчера был жив…
— Наполеон, тебе придётся посторожить, остальным — спать, — распорядился Шпаков.
Тишина, сквозь ветви деревьев припекает августовское солнце. Генка, который только что рвался в наблюдатели, положил голову на диск автомата — и мгновенно отключился…
В полдень вторая смена стала готовиться к дежурству.
— Ридевский и Юшкевич — на «железку», Мельников — на шоссе, — приказал Шпаков. — Да, возьмите чего-нибудь на зуб.
Снова немного тушёнки, сухарь и глоток воды из фляжки. Правда, в вещмешках имелись брикеты пшённого концентрата. Но огонь пока зажигать опасались. Вроде вокруг никого, только кто знает. Разведёшь костёр, и на дымок тут же непрошенные гости набегут. Надо какое-то время потерпеть, осмотреться получше.
…Ридевский и Генка, замаскировавшись, лежали у железной дороги.
— Что это за работа, — не выдержал, наконец, Генка. — Лежишь и лежишь. Да ещё с пустым желудком. Хоть бы пострелять, что ли.
— То, что делаем мы и другие группы, очень важно для штаба фронта, — сказал Ридевский. — Туда стекается вся информация о положении в тылу врага. Когда данные перенесут на карты, станет ясно, что происходит у противника. Где копятся силы для контрудара, где усиливается оборона, куда отводятся резервы, где запасы горючего, боеприпасов. В общем, всё, как на рентгене.
Послышался отдалённый гул. Со стороны Кёнигсберга приближался эшелон.
— Ну, Ежик, настраивайся. Считай, запоминай. Потом сравним.
В Белоруссии Генка много раз видел, как идут немецкие поезда. В Пруссии всё оказалось иначе. Дорогу не обходит патруль, перед паровозом нет платформы с песком, эшелон — без охраны. Эх, рвануть бы его! Как тогда, возле Фаниполя…
За паровозом — платформы с тюками сена. Ясно, под сеном — бронетехника. Затем пошли «углярки» — там наверняка артиллерийские системы. Так, «телятники». В них обычно возят солдат, человек по пятьдесят. Три пассажирских вагона — для офицеров. Вагон с красными крестами — пустой. Несколько цистерн с горючим. Всё, состав прошёл, покатился куда-то в сторону Тильзита.
И опять тишина. Делая шифрованные записи о «содержимом» проехавшего эшелона, Ридевский клевал носом.
— Да поспи ты, — предложил Генка. — А если «железка» снова загудит, разбужу.
…В полночь их сменили Иван Белый и Иван Чёрный. За время дежурства Ридевского и Генки прошли восемь эшелонов к фронту и четыре — в обратную сторону. Вернувшись на базу, они отдали Шпакову записи и провалились в сон. Отдежуривший у шоссе Мельников уже спал. Командир стал готовить первое донесение.
Перед рассветом радистки и Шпаков ушли в лес подальше от «базы». Всё настроили, подключили питание, и Зина села за ключ своего «Северка». Улыбнулась — есть контакт! — и начала передавать группы цифр.