— Узнать она может только по радио или в теленовостях.
Взяв ручку, он стал задумчиво постукивать ею по столешнице, уставившись в стену.
— Можно сказать, что телевизор не работает или радиоприемник. Но что-то одно. Чтобы оба сразу сломались, в это она точно не поверит.
— Теленовости мы редко включаем, Марианна больше любит слушать радио.
Гэрт взмахнул ручкой, будто дирижерской палочкой:
— Что, если я вытащу из радиорозетки предохранитель? Включит она приемник, а он бах — и вырубится.
— Она попросит поменять предохранитель, только и всего.
— Знаю. Что-нибудь ей наплетешь, лучше я наплету, если буду у вас. Наверняка она по технической части больше мне доверяет. Скажу, что предохранитель поменял, но приемник все равно не фурычит. Заберу его, чтобы починить. Пару дней можно будет поволынить.
План Гэрта немного меня успокоил, все-таки знающий человек всегда придумает что-нибудь дельное. И только я порадовалась, как кое о чем вспомнила.
— Нет, это ничего не даст. У нее в комнате тоже есть радио, в старом ее кассетнике.
— Он с антенной?
— Да.
— Отломай ее. Скажешь уютом, что нашла записку уборщицы, та будто бы задела нечаянно магнитофон, тот брякнулся и антенна тю-тю.
— Два радио в доме, и оба одновременно вышли из строя? Думаю, сестра моя поймет, что ее дурят. И потом, как я могу подставить миссис Макджиливри? Она очень аккуратный человек, ни разу ничего не разбила. А вдруг Марианна выскажется ей насчет антенны?
— Тогда придется все выложить начистоту. Нельзя, чтобы она вдруг узнала, случайно. Журналюги наверняка посмакуют эту историю, скандал что надо.
Мы долго смотрели друг на друга, потом я сдалась:
— Ладно, я ей скажу. Когда это сделать?
— Лучше подождать, когда Би-би-си сообщит. Думаю, нам надо ориентироваться на то, что скажут они. И вроде бы мы только-только об этом узнали.
— Может, сегодня не сообщат?
— Хорошо бы, — сказал он, снова посмотрев на экран. — Так, что-то только что свалилось к тебе в ящик. Не спрашивай. То самое. Би-би-си со ссылкой на агентство Рейтер называет Кейра, «одного из трех похищенных группой казахских защитников природы, название этой организации выговорить практически невозможно».
— Там сказано, где их держат?
Он дальше прокрутил текст.
— На море. На каком-то судне в Каспийском море. Ух ты, вот гады…
— Что? Настолько плохо? — Я уставилась на экран, нащупывая свои очки, болтавшиеся на цепочке.
— Эти защитники природы предупреждают, что при первой же попытке освободить этих парней или захватить судно, они прикончат одного из заложников.
— Боже ты мой!
— Запугивают, не бери в голову. Это же явный блеф. Обещают отпустить двоих, как только нефтяные фирмачи согласятся на переговоры с представителями этой их организации, а третьего — когда будут подписаны их условия.
— Но переговоры могут продлиться несколько недель!
— Запросто, остается только надеяться, что Кейр будет одним из двоих. Этих отпустят довольно скоро.
— Теперь уж придется ей сказать.
— Да, тянуть некуда. Но, по крайней мере, теперь у нас есть конкретные факты.
— Только нельзя, нельзя говорить ей про то, что зеленые пригрозили одного убить.
— Согласен, этот факт лучше опустить.
— А после того как скажем, что будем делать, а?
— Что-что… ждать. Надеяться, что Кейр сумеет выпутаться. Как ты думаешь, он говорит по-казахски? Или по-русски?
— Он придумал, как точно передать звуками всполохи северного сияния, он знает, как показать звезды слепому человеку. Ничего удивительного, если он заговорил на русском, или на казахском, или… не знаю на каком там еще.
Марианна
До этого момента я даже не представляла, насколько он мне дорог. Новость я выслушала спокойно, во всяком случае, Луиза, сообщившая мне ее, нервничала гораздо сильнее. Я пошла к себе, легла на кровать и стала слушать шум проезжавших машин.
Вот все это снова ко мне и вернулось… Ожидание. Мольбы. Постоянная тяжесть на сердце: а вдруг все-таки что-нибудь случится. Все помыслы только о двух вещах: а) вернется ли муж живым, б) вернется ли он целым и невредимым. Я услышала, как над домом пролетел вертолет, нет, не амфибия Сикорского — его мотор я бы и сейчас узнала, хотя прошло столько лет. Но все сразу всколыхнулось в памяти, накатил страх и чувство обреченности.