Я навсегда запомнил миг ясности, полного понимая и злорадства в её глазах. Настоящее лицо, которое за секунду сменилось качественной маской. И вот девчонка вся уже красная, заплаканная, опухшая, и свидетели преступления думать забыли о происшествии. Нога заживёт, не убили же в конце концов, а вот бедная девочка останется без надежды на светлое будущее.
Горничная дрожит в маминых объятиях. Всегда знал, что она больше хотела дочь. Папа и Карл не двигались, застыли, как памятники в городском парке. Оба слабы перед женскими слезами.
А я сижу. Бедро горит, и стоит только привыкнуть к этой боли, как она начинается сначала, как зацикленное видео. И с каждой волной мучительнее бьёт по мне. Почему мне так и не налили вино?
Занавес опускается. Девочка думает, что мастерски сыграла этот акт. Но я ей не верю. Она совсем не нежно, толстым слоем, мажет жирную, вонючую мазь, перевязывает место, где кожа слезла. Для невнимательного зрителя она оступившийся ангел.
Горничная помогает взобраться на четвёртый этаж. Уже в спальне она продолжает.
- Простите, я такая неуклюжая, ради бога, извините, хотите я…
И снова прикрывается богом, неужели ещё не поняла, что я ни на йоту не верю. Интереса ради, спрашиваю:
- Хочу, что?
Маска треснула. Даже румянец, делавший её лицо особенно смазливым, схлынул на нет. Побледнела. Не думала, что спрошу, что понимаю.
- Помогу.
Улыбаюсь. Ногу жжёт с такой силой, что уснуть не получится. Чем ты можешь помочь мне глупая девочка? Думаю, от том, чтобы Карл использовал её. Сейчас ему нужно только моё разрешение. И тогда хочет она, не хочет, придётся поиграть ещё и в шлюху. А если…
Тяну за загривок, как котёнка. Она теряет равновесие и падет на меня, облокачивается рукой на раненную ногу. Смирилась. А где же крики о помощи? Мольба прекратить? Я не собирался целовать её, не хочу даже прикасаться к грязи. Хотел припугнуть, проверить. Но снова потерпел поражение. Горничная решила оседлать меня, ручками сжала плечи, пригвоздила к кровати.
Поцелуй был робкий и быстрый. Я чуть не смахнул её с себя. Сука.
- Убирайся.
- Но я …но вы…
Она едва заметно тянет уголки вверх, упиваясь победой. Хочу задушить её, а я ведь даже не пьян.
Запись 3
Вой. Протяжный и звонкий.
Как и прежде я ворочался в кровати. Закрывал глаза, но уснуть не мог. То душно, то холодно. Да, и ожог не сильно помогал в борьбе с бессонницей. Когда электронный циферблат показал ровно два часа ночи, дремота напала на меня. Едва слышно ухала сова на улице, ветер бил по деревьям, раскачивал, пел колыбельную. Я пребывал на грани между сном и реальностью, когда тело всё ещё под контролем, но двигаться так не хочется, да и не нужно. Этот сладкий миг сменился мучительным воплем.
Думаю, померещилось. Но тяжёлые, болезненные стоны не прекращались, наоборот, набирали силу. Всё это так разозлило меня, что я не одеваясь вышел в коридор. Ну, что там произошло? Умирают? Пытают? А потише нельзя?
Повязка съехала по ноге и болталась, как вонючая тряпка на заборе. Босиком, в трусах и футболке, меня не заботило встречу я кого-то или нет, хотелось побыстрее расправиться с нарушителями покоя. Я тогда вообще мало о чём думал.
Старуха. Костлявая, больная карга с пустыми глазницами. Ползла. И тут я уже понял, что рот её плотно закрыт, а протяжный вой звучал в моей голове. Стоило ей обратить безликое лицо на меня, как большой горбатый нос задёргался, как у собаки-ищейки. Учуяла меня. Она поднялась на ноги, облокотилась руками об пол и как животное, хищный зверь, побежала прямо на меня.
- Дочь… где моя дочь.. верни...её верни. – сказала она замогильным голосом. С уголка рта текла вязкая желтоватая жидкость. Лампа мигала. Раз и темнота сменилась ярким светом. старуха, как на слайде презентации, всё приближалась. Я так испугался, что даже не мог осознать силу страха. Паника намертво пригвоздила меня к полу.
Тварь. Точно это не человек, раскрыла пасть. До меня ей оставался один прыжок, но старуха не спешила. Остановилась в метре от меня и дышала, сипела, как больной ангиной. Я не дышал. Не жил.