Белые зубы, ровные треугольники стояли друг к другу так плотно, как стоят зубья пилы. Они безостановочно двигались по кругу в чудовищном механизме. Такая сожрёт и не подавиться. Старуха удобнее кремации, тут даже пепла не останется. Кости размелет в труху, будет приправой к мясцу.
Минуты бездействия нагоняли ужаса. Казалось, куда ещё больше бояться? А я дрожал от страха. Дай мне сейчас шариковую ручку, не удержу. Зуб на зуб не попадал, но хоть в штаны не наложил. Хотелось уйти достойно.
Старуха в последний раз принюхалась и растворилась в серовато дымке. Как и не было.
К утру я думал, что Карл подсыпал мне что-то в еду. Или та сука-горничная использовала лечебную мазь на основе грибов галлюциногенов. Может, я и вовсе задремал, а из-за боли всё обратилось в чересчур реальный сон. Не мог же я видеть призрака. Их не существует.
Родители раньше устраивали сценки. Мама вместо сказок читала введение в сатанизм, а папа вёл не на рыбалку, а в цирк уродов. Самая большая женщина в мире, гном, оборотень, сиамские близнецы, кого мы тогда только не видели. Какие потом кошмары мне только не снились.
Но после случая трёхгодовой давности они подобным не занимались, делали свои чёрномагические ритуалы и призывали духов без меня.
Запись 4
Ночь. Крепко сплю.
Звенит будильник, который я не ставил. Это настенные часы в спальне. Думал декоративные, но видно, Карл решил подшутить. После того случая ночью мы поссорились. Я обвинял, он оправдывался. Всё, как всегда. С девчонкой-горничной не виделись. Потерялась между уборкой гостевых тумбочек и облизывания туалетов.
Проснулся. Хотелось кинуть камнем в циферблат. Но камня не было, только вопрос. И нахуя мне в комнате ещё одни часы?
Пришлось вставать. Идти босиком по холодному полу. Снял, долго в темноте щупал колёсики и кнопочки, психанул, вытряхнул батарейку. Вернулся в кровать.
И снова это неприятное состояние, когда не можешь уснуть. Глаза сильно устали. Боль такая, будто насыпали дроблённого стекла. Всю прошедшую неделю я ничего не делал, не двигался закономерно на меня напала бессонница. Сегодня же с первыми лучами пошёл в сад. Я любил возиться с землёй и ненавидел, когда кто-нибудь узнавал об этом. Молчание садовника обошлось в триста долларов. Он показал мне инструменты, цветы, которые хотел пересадить. Я напросился ему в помощники. Мы ушли в конец теплицы. И под конец дня, я чувствовал долгожданную усталость. Ужин пропустил. Лёг.
Ночь. Не сплю.
Звенит…телефон. На экране мигает Christine на фоне пушистого кота. Она звонила без остановки с момента приезда. Я сбрасывал. Это вечная трель была её визитной карточкой. Я думал уехал, сбежал, что больше не придётся выяснять отношения, но она продолжала.
В этот раз ответил. Не хочу вдумываться в причины.
- Алло. – говорю. Кристина плачет. Предвкушение скатывается в желудок, ласкает слизистые.
- Ник…Никита. – чудно, она впервые обратилась ко мне на русском. Как и мой хороший друг, Крис не любила обращаться по-простому. - Я так скучаю, не могу без тебя. Я так…так…
- Тшш, ну, чего ты, котёнок. – бороться с собой бессмысленно, я уже выбрал путь. По голосу понимаю, она улыбается.
- Хочешь я приеду? Прямо сейчас вызову такси в аэропорт и куплю билет на ближайший рейс.
- Конечно-конечно.
Запись 5
Она кралась куда-то, как крысы шастают в поиске еды под мусорными баками. С золотым кувшином в руках. Горничная остановилась, осмотрелась. Я был в самом конце теплицы, за диким плющом. В узких просветах между стебельками я жадно ловил каждое её движение. Что-то подсказывало мне, что вскоре я узнаю всю правду.
Она ушла в самую глубь участка. И мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. Я слышал тонкий свист, на грани между писком, таким отпугивали животных, дрессировали собак.
За углом прятался люк. И чем ближе я к нему подбирался, тем острее в голове набатом било: «Беги!». Маленькая фигурка горничной начала уменьшаться, она спускалась в жуткий подвал, а я покорно следовал за ней.
Почувствовал металлический вкус на губах.
Чёрт, у меня кровь носом пошла. Вытер рукавом рубашки. Смазанное пятно на белой ткани. Голова кружилась, как на детской карусели. Точно, кто-то не хотел, чтобы я шёл за ней, охранял девчонку. Но я не остановливался.
Это дело важнее физического тела. Дом нагонял жути, притом только на меня. Мама и папа счастливы, Карл не замолкает: «Вот это дом! Perfect!». Я не могу на пустом месте чувствовать мигрень и тревогу. Они скребутся нождачкой о воспалённый мозг, не дают передышки ни днём, ни ночью.