Ритуал. Жертвоприношение. Спокойные с виду, в свитере и строгих костюмах, губы мамы красные, как маковые листья, в папиных руках свёрток. Белый с розовтаыми пятнами, с опозданием понимаю, что в нём что-то живое, пока живое.
- Пойми, милый, так надо для нашего благополучия. – мама ласково гладит меня по волосам. – Ты же любишь маму? – она, на миг, на какую-то долю секунды, проходится ноготками по голове. И я перешагиваю себя, и в момент, когда папа выворачивает свёрток, с дрожью шепчу.
- Да…
У котёнка выбит глаза, и запёкшиеся капли крови на боку. Он белый, но из-за грязи и песка шёрстка посерела.
Папа с высоты своего роста бросает котёнка на мраморный пол. Животное плюхается передо мной. Я надеюсь, что он мёртв, ну, пожалуйста, пожалуйста…
Но сквозь боль он слабо мяукает, а его тощее тельце немного приподнимается.
- Существо, что познало сначала ласку, а после жестокость должно стать нашим подношением…- папа читает молитву с бумажки, а мама вкладывает в мою року нож. Я в последний раз смотрю на котёнка, он смотрит на меня единственным целым глазом, ещё борется за жизнь. Я хватаю рукоятку двумя руками, завожу нож за спину и…
Я под столом. Настя смотрит на меня с центра комнаты, так спокойно, а я вновь и вновь прокручиваю сцену прошлого. Я плачу, пока не чувствую, что любое прикосновение к лицу, как наждачка.
И снова этот противный тик, тик, тик, с интервалом в секунду.
Я дышу медленнее, чем идут секунду. Я дышу медленнее, чем раз в секунду делают вдох люди. Дышу?
- Никита Николаевич! – живая, такая мерзотно живая. – Вы, кажется, ломаетесь.
- Заткнись!
Чувствую, как мне не хватает Крис. Её объятий, любви, ласки и…крови.
Запись 10
А я ведь всего лишь хотел задать вопросы. Про дом, прошлое, про погреб, чердак, про призраков и прислугу. Что такое призраки?
Это духи, субстанция? Может, мертвые заблудшие души? Или сборная солянка, непонятная смесь из существ учебника сатанизма. А главное почему меня преследуют эти твари? Почему я так остро чувствую их присутствие? Почему я среди ночи, просыпаюсь от жуткого воя, а потом встречаюсь с пустыми глазницами бабки.
Я так хочу встречи с Крис, что это практически нездорово. Это то, старое, доброе, хорошо знакомое, которое, может, никогда не существовало, но сейчас существует во мне, в памяти, в желаниях. И я снова хочу быть там, хочу быть с ней, в тепле и в псевдолюбви, пусть на подобии, но рядом с кем-то. Рядом с Крис.
Она до сих пор для меня, и мне только спуститься, приблизиться, она никогда не отвергнет, даже если я встану напротив, занесу руки с ножом за спину, и как тогда... котёнка...захочу убить.
Убить. И если бы существовало слово или действие, дающее большую власть, люди бы и им воспользовались. Я хочу греться у огня любви, но боюсь стоит мне подойти ближе , как я уничтожу огонь. Разолью воду или насыплю песка, чтобы лишить пламя кислорода. Поэтому я так и сижу под столом в убогой комнатке, на хозяйском этаже, в особняке родителей. А она где-то там, внизу, может, думает обо мне и мечтает о детях и собаке, мечтает о пышной свадьбе и медовом месяце. А я мечтаю о её теплой крови на моих пальцах, как буду возиться в саду с её трупом, со временем, высажу там кустовые гортензии, а может, банальные розы, ведь Крис их любила.
Я сижу под столом и надеюсь, что порочные желания пройдут, что дяденька доктор выпишет мне таблетки и эти мысли растворяться, как аспирин в воде. Я надеюсь, что перестану плакать над каждой жертвой, перестану эти самые жертвы считать, перестану бороться с совестью. Что я наконец убью человека сам, или перестану думать о том, что убью вообще.
Горничная не уходила.
Я сидел под столом.
Настя стояла на месте.
Я прятался в углу.
Она оставалась спокойной.
Я боялся вздохнуть.
- Я должен увидеть Крис.
Будто я спрашивал её разрешения, будто искал одобрения в её глазах.
- Идите.
- Я убью её.
- Почему?
- Потому что люблю.
Идите...
Запись 11
И я убил. Кухонным топориком для рубки мяса. Хрустнула кость, и я в одно мгновение оказался в луже крови. Она была теплой, даже горячей, обжигающей. Говорят в последние секунды перед глазами проносится вся жизнь - бред, выдумка режиссеров и писателей, романтично настроенных поэтов. Хотя, может, оно и так, я же был с другой стороны. Так вот убивая в последние секунды жизни жертвы проносится всё то зло, что он тебе причинил. Вся боль, разочарование, вина, стыд, лицемерие, враньё собираются в большой клубок ненависти. Всепоглощающей и вредоносной, сравнимой разве что с чувством любви.