тавшейся там Софье.При моем появлении женщина оторвалась от голограммы, вывешенной над обеденным столом, и грустно улыбнулась. Я с порога переместился к ней поближе, упал в соседнее кресло, мазнул взглядом по картинке, которую она изучала, и недоуменно выгнул бровь:— А зачем тебе патанатомия ?Великая Княжна пожала плечами:— Ты приживил нам с Умницей полный комплект целительских навыков, а мы раскачали их до насыщения, но толку от этого немного: мы в состоянии вливать в исцеления чудовищные объемы Силы, но сути происходящего не понимаем, соответственно, КПД такой помощи стремится к нулю.Характеры этой парочки я изучил достаточно неплохо, так что, задавая следующий вопрос, уже знал, каким будет ответ:— Как я понимаю, программа вашего обучения согласована с Ладой?Софья утвердительно кивнула:— Конечно! Поэтому-то мы и изучаем только прикладные дисциплины. Причем по самому минимуму, необходимому для экстренной реанимации вас — целителей с реальным практическим опытом.— Плюс кое-что еще по мелочам? — ехидно уточнил я, представив себя на ее месте. — Хотелось бы… — со вздохом призналась Рюриковна. — Но на серьезное изучение действительно интересных дисциплин физически не хватит времени. А браться за пластическое целительство, на которое ты намекаешь, мы не видим никакого смысла: для подобных воздействий требуются безупречный художественный вкус, врожденный талант и многолетний опыт, коих у нас, как ты понимаешь, нет. Но даже если бы и были, то мы все равно ни за что на свете не стали бы уродовать подаренную тобою красоту!За неимением возможности вслушиваться в чувства Софьи я мониторил эмофон Оли, так что к концу этого монолога был непоколебимо уверен в искренности каждого отдельно взятого утверждения. Ну, и пошел навстречу привычке объяснять причины любого резкого изменения настроения:— Ты меня смущаешь…— Я смущаю, в первую очередь, себя… — свернув ненужную обучающую программу, снова поймав мой взгляд и заметно покраснев, заявила она. — Но кривить душой в нашей компании не принято…— …а другие ей и даром не нужны! — хохотнула Оля, посмотрела на экран комма и пихнула меня плечом: — В общем, она у тебя умница. И я — тоже. Так что хвали обеих и гони собираться, иначе заболтаемся и не успеем заскочить в особняк……Наряды, подобранные Великой Княжной для третьего официального выхода «Фениксов» в свет, восхитили ничуть не меньше предыдущих. Ее стараниями идеально сидящие брючные костюмы, туфельки на платформе и артефактные украшения от «Короны» братьев Никитиных подчеркивали не красоту, грацию и шарм моих спутниц, а их воинственность! И я нисколько не преувеличиваю: при первом взгляде на этих оторв внимание привлекали не лица или формы, а орденские планки; второй заставлял обратить внимание на характерные «вздутия» ткани над местами, под которыми могло прятаться оружие скрытого ношения; третий вынуждал сравнивать пошив пиджаков и брюк с моим парадным мундиром; четвертый дарил абсолютную уверенность в том, что флиртовать с этими особами однозначно не стоит, и т.д. Само собой, в какой-то момент я оценил и фигурки. Но толку — портной, построивший это великолепие, как-то умудрился ослабить воздействие воистину убийственных форм на мое подсознание чуть ли не до абсолютного нуля!— Да уж, ни крашеными куклами, ни обязательными аксессуарами вас не назовешь даже при очень большом желании! — признал я, обойдя коротенькую шеренгу по кругу и творчески переработав монолог, услышанный от Софьи перед предыдущим выходом в свет.— Назвать, конечно, можно… — хищно усмехнулась она и первой сломала строй. — Но это, как говорят в армии, чревато боком!— …ибо наш мужчина вельми грозен, злобен и беспощаден! — ехидно добавила Рыжая. Ее дополнение снова пробудило память и извлекло из нее еще одну часть монолога Рюриковны:«Что значит «А почему я опять в мундире»? Яр, мы собираемся выйти в высший свет Империи, то есть, в змеиное кубло, в котором любая ошибка в поведении, продемонстрированная слабость или шероховатость выбранного образа будут использованы против тебя. Обязательно придерутся и к твоей одежде — какой бы строгий костюм ты ни выбрал, найдутся авторитетные и злоязыкие знатоки традиций, моды или чего-нибудь еще, которые заляпают тебя грязью. Причем не сразу, а через недельку-другую, чтобы визуальная картинка как следует забылась, зато мнение «экспертов» запало в душу и проросло.Само собой, этот способ очернения срабатывает не против всех. К примеру, пользоваться им против меня или Умницы бессмысленно. Ведь мы уже заслужили настолько серьезный политический вес, что распространять порочащие нас слухи не рискнут даже самые тупые аристократы.С тобой, как ты наверняка догадываешься, все иначе: ты пока еще никто и звать тебя никак, а в гражданке и со стороны ты вообще — прости за формулировку — выглядишь мальчишкой, невесть с чьего попустительства пробравшимся на мероприятие не по возрасту и рангу. Зато в мундире и с наградами, которые не снились девяносто девяти процентам придворных, затмишь всех, за исключением, разве что, нас, Рюриковичей. И, что ничуть не менее важно, автоматически вознесешь на свой уровень мелких…»Пока я вспоминал недавнее прошлое, дамы успели заглянуть в зеркало в «самый последний раз», а затем вытолкали меня из гардеробной и повели к лифту…Перелет до Боярского Конца ничем особенным не запомнился. Я сидел в своем кресле, изредка поглядывал в иллюминатор на огни вечерней столицы, краем уха прислушивался к болтовне дам и ждал начала снижения. Как только «Кречет» заложил последний вираж, подключился к программной оболочке техно-артефактной охранной системы «Бастион», провел все необходимые манипуляции и отправил Шершню разрешение совершить посадку. После касания первым оказался на ногах, помог подняться остальным «Фениксам» и проводил их к башенке лифта.Стоило дотронуться до сенсора вызова кабинки, как в эмоциях дам появилось предвкушение. Сообразив, что они опять приготовили какой-то сюрприз, я задавил проснувшееся любопытство и героически молчал до тех пор, пока не оказался в подземном гараже. А там, оглядевшись по сторонам и увидев сразу несколько новых машин, на минуту с лишним ушел в чувство металла. Зато после тщательнейшего осмотра всей коллекции автомобилей, этого этажа и въезда в него изобразил хмурое недоумение:— Ну, и на чем прикажете ехать в Михайловский дворец?— Если ехать, то только на «Державе»! — отозвалась Рыжая и мотнула головой вправо, чтобы привлечь мое внимание к угольно-черной морде самого роскошного лимузина, когда-либо выпускавшегося в Российской Империи. — Но мы, честно говоря, планировали лететь. На «Сапсане», который вернули с доработки еще позавчера.— Угу… — подтвердила Софья. — А сюда спустились, чтобы похвастаться покупками. И намекнуть, что тренировки до потери пульса стоит хоть иногда разбавлять чем-нибудь интересным вроде покатушек на таких вот шедеврах автомобилестроения.— …тем более, что до зимы, которая, по утверждениям синоптиков, будет очень холодной и снежной, осталось всего ничего… — закончила Саша. Тренировались мы действительно до потери пульса: каждый день, за исключением субботы, по шесть-восемь часов медитировали в катакомбах Ингвара Ярого и еще минимум по два убивались на «боевке», доводя до идеала семь боевых связок и четыре тактические схемы взаимодействия. Да, в мирное время это было бы перебором, но мы регулярно знакомились с отчетами о деятельности туранских спецслужб на территории России и понимали, что гнойный нарыв, создаваемый ими, вот-вот прорвется. Поэтому готовились к войне и выкладывались до предела, стараясь усилиться как можно сильнее.— Что ж, будет вам и «Сапсан», и покатушки… — твердо пообещал я, сообразив, что женщины до смерти устали и хотят хоть немного расслабиться.— Ты у нас единственный и несравненный! — радостно заключила Ната, чмокнула меня в щеку и двумя последовательными скачками переместилась к серо-стальному внедорожнику «Цунами», на которых, если мне не изменяла память, передвигалась личная охрана Императора Японии……За то время, пока мы бродили по гаражу и любовались автомобилями, приобретенными девчатами, озадаченный мною Егор Аркадьевич Алейников успел связаться с начальством, получить и прописать в бортовом компьютере моего нового конвертоплана идентификаторы Конвоя, пересадить в него штатного пилота Рюриковны, поставить «боевые задачи» и т.д. Так что к моменту нашего появления в ангаре для летающей техники «Сапсан» висел в считанных сантиметрах над посадочным квадратом и еле слышно шелестел работающими двигателями, а Шершень, сидевший за штурвалом, на редкость эмоционально описывал Потапычу все прелести этой машины:— …в шоке: это не «конверт», а истребитель представительского класса! Я на нем еще не летал, но уверен, что даже с имеющимся опытом полетов на других машинах запросто сожгу пару-тройку туранских «Самумов», задавлю дивизион мобильных пусковых установок «Тимурид», а потом уйду от десятка перехватчиков типа «Падишах»!В хвастовстве этот Конвойный замечен не был, поэтому я потерял дар речи и не нашел ничего лучшего, как поймать взгляд Софьи и вопросительно выгнуть бровь.— Я выделила на переделку очень серьезный бюджет и загрузила работой большую часть артефакторов рода… — без тени улыбки заявила она. — Так что эта птичка действительно способна удивить кого угодно!Я оглядел салон, выглядевший как бы не роскошнее салона «Кречета» самой Рюриковны, представил, в какую сумму должна была обойтись работа одних дизайнеров, набрал в грудь воздуха, чтобы высказать все, что думаю о подобной инициативе, но вовремя включил голову и заставил себя выдохнуть. — Слава Перуну, допер! — насмешливо выдохнула Черная Мамба, чуточку поколебалась и решила, что кое-какие уточнения все-таки не помешают: — Да, мне, как Великой Княжне, положено летать на безопасных конвертопланах, а стандарты безопасности для отпрысков Императора именно такие. Да, я могла бы доработать не твой «Сапсан», а обещанный второй «Кречет», но из той машины можно сделать разве что штурмовик, а эта была истребителем и до переделки, значит, подарит нам, «Фениксам», мобильность совсем другого уровня. Но эти причины вторичны…После этих слов она поплыла взглядом и через десяток секунд уронила в мой личный канал еще три предложения:«Вы, Нестеровы, заботитесь обо мне так, как требует душа. Я делаю то же самое по той же причине. Прими, как должное, ибо альтернативы нет и не будет…»Все время перелета к Михайловскому дворцу Шершень не затыкался ни на минуту. Восхищался мощью обоих типов движков, форсированных «до беспредела», и страдал, что нет времени испытать их во всех возможных режимах. Играл со стреловидностью крыльев и сокрушался из-за того, что за переключение на реактивную тягу и переход на сверхзвук над самым центром столицы его гарантированно вышибут из Конвоя. С придыханием зачитывал коэффициенты магического упрочнения материалов обшивки, бронестекла кабины и иллюминаторов. Жалел, что нельзя сбивать или захватывать системами наведения гражданские конвертопланы. Возмущался узостью коридора снижения к посадочному квадрату и так далее. Колун пытался его урезонить, но без толку — пилот, дорвавшийся до штурвала по-настоящему мощной машины, замолкал от силы на полминуты. И слава всем богам, ибо восторги Романа отвлекали меня от мыслей о результатах встречи с главой рода Кутыевых, который не мог не прилететь в Первопрестольную на празднование дня рождения наследника престола.Нет, страха во мне не было. Равно, как и неуверенности. Ведь реакцию на подобный вариант развития событий мы тщательно проработали еще в конце сентября. Меня дико плющило из-за нежелания играть даже не вторые или третьи, а пятые-шестые роли. Но нормальных альтернатив с первыми не было от слова «совсем», так что я старательно давил невовремя проснувшуюся гордость и радостно цеплялся за любую возможность сосредоточиться на чем-нибудь еще. Касание «конвертом» крыши дворца прервало затянувшийся монолог пилота и подарило возможность занять себя делом. В результате следующие несколько минут я разрывался на части, сканируя окрестности обнаружением жизни и чувством металла, прикрывая Софью воздушной пеленой, изображая ее кавалера, читая все то, что Великая Княжна писала в канал «Фениксов», и поглядывая по сторонам. И пусть из-за субъективного замедления времени, вызванного полутрансом, эти несколько минут показались вечностью, к концу перехода к залу для приемов я успел справиться со всеми «левыми» мыслями и перешел в рабочий режим. Так что метров за десять до высоченных дверей, за которыми неспешно прогуливались расфранченные аристократы, спокойно ответил на сообщение Алейникова «Все, мы отваливаем…» и равнодушно поймал первый удивленно-завистливый взгляд какого-то «тридцатилетнего» мужчины с привычно-пресыщенным выражением лица.Не напрягся и во время затянувшегося монолога глашатая, хотя он, на мой взгляд, основательно перестарался, невесть с чьей подачи повторив мою фамилию аж пять раз и, тем самым, неслабо уязвив абсолютное большинство собравшихся. А потом Рюриковна вывесила в тактическом окне КТС-ки метку системы целеуказания вместе с рекомендуемым курсом, и я, подобравшись, повел спутниц к далекому возвышению. Да-да, в режиме тяжелого танка, то есть, нагло, по прямой и через пустой центр зала, а не скромненько, против часовой стрелки и вдоль стеночек, как предписывали традиции…