Краем глаза Римо взглянул на экран. Монтрофорт говорил правду. На площадь перед Капитолием садился президентский вертолет. Дверь в борту распахнулась; на площадь по железной лесенке сходил президент. Почти скрытый могучими спинами охранников, президент преодолел сотню ярдов, отделявшую его от платформы, с которой он должен произнести речь.
Римо почувствовал, как у него тонко засосало под ложечкой. Все понятно. Отправившись в Белый дом и не обнаружив там президента, Чиун, конечно же, вернулся обратно в отель размышлять о том, как жесток этот мир, если великий мастер Синанджу вынужден расточать свои драгоценные силы, обучая никчемного олуха. А президент – вот он, на площади, не защищенный ничем от дьявольского плана мистера Монтрофорта.
Римо снова взглянул на карлика, восседавшего в шести футах над полом в инвалидном кресле, колеса которого покоились на выдвижной платформе, покрытой ярким ковром.
– Но объясните, для чего, Монтрофорт? – помолчав, спросил Римо. – Почему бы просто не продолжать вымогательство?
– Вымогательство – некрасивое слово, мистер Уильямс. Гонорар – куда как лучше звучит.
– Называйте, как хотите. Иудины денежки. Так почему?
– Потому что все необходимые средства у меня давным-давно уже есть. А мне хотелось им доказать, что в этой стране существует сила – пальцем левой руки он постучал себя по лбу, – которой не смогут противостоять их смехотворные меры безопасности. Сейчас вы убедитесь сами. Ровно через двенадцать минут президент умрет. Расследование выйдет на жалкого идиота, которого признают виновным в организации заговора. Я же останусь на свободе. И в следующий раз потребую в качестве гонорара не деньги, а, возможно, какую-то часть страны. Может быть, Калифорнию. Кто знает?
– Потребовать вы ничего не сможете, – покачал головой Римо. – Насколько мне известно, мертвые не имеют привычки требовать чего бы то ни было.
Он взглянул на экран. Президент в окружении телохранителей медленно подходил к платформе. Наверху, среди стоявших на ступенях, Римо заметил обеспокоенное лицо спикера Палаты представителей. Римо отвел глаза – и вновь встретился со взглядом Монтрофорта.
– Мертвый – это ты про меня? – пропел он. – Ошибся, милый. Причем ошибся целых два раза. Два. Во-первых, я живу в теле мертвеца всю свою жизнь, и слово «мертвый» давным-давно не пугает меня. Мертвее, так сказать, я уже не буду.
– А во-вторых? – спросил Римо.
– Пушка-то у меня, – еще шире улыбнулся мистер Монтрофорт.
По телевизору показывали ревущую толпу, которая приветствовала взошедшего на деревянный настил президента. Его знаменитая улыбка показалась Римо несколько напряженной, но президент улыбался, и Римо на секунду почувствовал, что храбрость этого человека невольно восхищает его. Храбрость, вздохнул он про себя, которая в действительности была глупостью.
– Пушки-то не в моде в этом году, – сообщил он, глядя вверх. – Люди из общества их больше не носят. А ты уж такой светский лев, что не знаю даже, умеешь ли ты обращаться с этой штуковиной. И, кстати, каким образом ты собираешься убить президента?
– Я? Я вовсе не собираюсь. Президент убьет себя сам.
– Как Уолгрин? Который переехал в охраняемый дом, а взрывчатка оказалась в фундаменте?
– Примерно так, – кивнул Монтрофорт. – Кстати, об этом написано в отчете о расследовании смерти Кеннеди. Прямо как в учебнике – иди и делай.
«Яма,» – подумал Римо, Чиун был, как всегда, прав.
– Ну, если умереть суждено все-таки мне, – сказал Римо, – расскажи хоть, что ты там напридумывал.
– Смотри – увидишь, – Монтрофорт кивнул на экран.
– Простите, мистер Умелые руки. Но у меня слишком мало времени.
Президент на экране обратился к собравшимся. Римо облизнул внезапно пересохшие губы. Даже если он узнает план Монтрофорта, времени добраться до Белого дома у него все равно уже нет.
Словно прочитав его мысли, Монтрофорт взглянул на стенные часы.
– Еще шесть минут, и...
– Знаешь что, старик? – спросил Римо.
– Что, милый?
– Ты ведь все равно не увидишь, как это произойдет.
Римо рванулся вперед, намереваясь мощным прыжком оказаться на защитном прозрачном колпаке, висевшем над столом Монтрофорта.
И в эту же секунду услышал позади себя женский крик.
– Римо! – это был голос Виолы.
Прежде чем Римо успел обернуться и крикнуть Виоле, чтобы она не входила в дверь, он был уже у платформы, на которой стояло кресло Монтрофорта. Наверху, на платформе, Монтрофорт как раз разворачивал его к двери, у которой за секунду до этого находился Римо. Раздался выстрел. В огромной и почти пустой комнате он прозвучал как грохот обвала. Пуля попала Виоле в середину груди, отбросив тело фута на три назад, в комнату секретарши. Римо приходилось видеть смертельные раны. И эта рана была как раз из таких.