Слуга одним движением ноги подвинул тяжёлый резной стул, и с максимально подчёркнутой вежливостью убрал нож от дворянского горла. Барона трясло. Он позволил Вильхе усадить себя за стол, не отрывая взгляда от садящегося напротив него граф. Секунду спустя слуга наливал тяжело дышащему барону вина.
— Барон, я разочарован, — герцог фон Берге холодно и брезгливо смотрел на молодого дворянина, — после нашего последнего разговора вы показались мне разумным и рассудительным молодым человеком. А тут такая речь. Вам только в Сенате и выступать. Там вы смогли бы найти более достойное применение своим ораторским талантам. Вполне возможно, что и найдёте.
Барон одним залпом выпил предложенный ему кубок с вином. Сделав слишком глубокий глоток, он поперхнулся, выплеснув часть вина себе на одежду и стоявшие перед ним блюда. Со злостью выхватив белый платок, который сразу протянул ему предупредительный слуга, Руан стал вытирать лицо и заляпанный камзол. Вильхе тем временем убирал залитые вином блюда и ставил на их места новые.
— Да, Виктор, — это уже был граф Себастьян фон Орто, — мы хотели бы услышать ваши объяснения. Как так вышло, что вы, известный борец за просвещение и Чистоту, предлагаете нам… такое, — граф запнулся, пытаясь подобрать правильное слово, — решение. Даже государственный переворот ничто по сравнению с этим!
Седой и сухопарый граф как бы случайно положил руку на отточенный нож, точно такой же, каким недавно Вильхе угрожал барону. Он смотрел на герцога прямо и без страха. Своей известностью, знатностью и богатством он ничуть не уступал Грегори фон Ляйхту, а синий генеральский мундир, доставшийся ему за десятилетия верной и безупречной службы, давал ему право даже на гораздо большее, чем простое выражение недовольства. Он оглядел остальных гостей. А те как будто только этого и ждали.
За обеденным столом тут же раздались одобрительные выкрики. Гости зашумели, требуя объяснений. Громче всех кричал магистр Шляйхе, не забывая при этом отхлёбывать вина из кубка. Вино, естественно, подливал услужливый и незаметный Вильхе.
Герцог с едва заметной ухмылкой смотрел на разошедшихся гостей. Почти каждый из них пытался докричаться до него, донести до его светлости то, что он ошибается, заблуждается или что ещё хуже. Безмолвствовали лишь трое. Молодой барон, граф фон Ляйхт и граф фон Штейр. Они ждали ответной речи Виктора фон Берге, и каждый из них молчал по своей особенной причине. Страх, интерес и усталость. Вот что прочёл герцог в их глазах и лицах.
— Господа! — голос герцога, ставший неожиданно жестоким, как удар стеком, хлестнул по залу, призывая к тишине. Гости умолки.
— Я надеюсь, — продолжил Виктор фон Берге, убедившись, что в гостиной восстановилась полная тишина, — что все присутствующие здесь понимают, почему именно они были приглашены сюда. Каждый из вас, — он обвёл тяжёлым взглядом гостей госпожи Шварцхаар, и многие опускали глаза вниз, не выдерживая его, — каждый, — произнеся это слово Виктор фон Берге выдержал паузу, смотря на сидевших напротив него людей, — имеет постоянные сношения с тем, что мы называем скверной. Я не беру в расчёт невинные забавы с витоманством или Источниками[4] воды, что, если вы не забыли, запрещено Ордрунгом. Подобное можно найти почти в каждой вашей деревне. Нет господа, за каждым из вас есть кое-что посерьёзнее. Нечто такое, что позволяет вам понять, что в использовании магии, да, именно магии, господа! — герцог повысил голос, так как фон Штейр явно порывался возразить его светлости, — нет ничего опасного. При разумном подходе, конечно же. И вот об этом подходе я и хотел бы поговорить с вами.
Виктор фон Берге замолчал. Молчали и гости. Никто не решался высказать хоть слово против сказанного.
— Но, ваша светлость, — скрипучий и тяжёлый, как дубовая дверь, голос графа фон Штейра, наконец разорвал напряжённую тишину, повисшую в гостиной, — то, что вы предлагаете… Это же подрыв всех устоев! Да, я не скрываю, что скверна помогает мне, продлевая мою жизнь, но кто об этом не знает?! Весь Солстар, куда не пойди, гудит у меня за спиной, перемывая мои старые кости, что мол, дворянин чистых кровей, а пользуется услугами нечестивцев. А что делать? Ведь без неё, скверны, эти коновалы, гюндерсы,[5] давно бы свели меня в могилу. Но, ваша светлость, лично для меня это не повод, что бы поддерживать полновесный переход Канзора к, — граф на секунду запнулся, а потом, словно выплюнув гнилую ягоду, произнёс, — магии. Мы заперли скверну, ограничили её использование и силу, и я считаю, что это правильно. Возможно, что снятие определённых ограничений на силу практикантов поможет нам ненадолго обойти магистра Кубиуса и иже с ним, но что в итоге? От нас отвернуться даже те, кто скрытно пользуется услугами тех же магов Ольхайма. И вы как-то забыли, что Ордрунгу, этим фанатикам, всё равно дворянин ты или нет. Нас отправят даже не в Халфтерплатц, а сразу на костёр и сожгут на потеху толпе, щедро посыпая синей солью и читая отрывки из «Безупречной Чистоты[6]». Ваша светлость, извините, но то, что вы предлагаете, это путь в никуда — закончил граф, потрясая своей косматой головой. И все гости за столом одобрительно загудели, соглашаясь с его сиятельством.
— Спасибо, граф, — Виктор фон Берге слегка наклонил голову, благодаря старого фон Штейра, — ваши слова, а так же все ваши претензии господа ещё больше уверили меня в правильности выбранного мной пути. Что ж, позвольте мне объяснится. Наша нация почти полностью отказалась от магии после Нисхождения и предательства Гетара. Не буду углубляться в историю, она вам и так известна. Но с тех пор мы, канзорцы, активно развиваем алхимию, воспитываем нультов, тренируя и оттачивая их способности, постепенно отказываясь от даров скверны. За прошедшие семьсот лет нам удалось восстановить часть нашей былой мощи, воспитать нацию целеустремлённых и самоотверженных людей, готовых как один встать в строй во славу нашей родины и Чистоты. У нас сильнейшая армия на континенте, а о достижениях наших алхимиков ходят легенды. Те же соляные бомбы[7] для бань госпожи Шварцхаар, — герцог посмотрел на Марту и та зашлась красными пятнами. Во время ссоры госпожа алхимик сидела словно неживая, бледная как полотно, и все казалось, про неё забыли. Смущенная вниманием, которое на несколько мгновений привлёк к ней его светлость, она смущённо забормотала «что вы, ваша светлость, это такая безделица, совсем не стоит упоминания…». Не слушая её, герцог продолжил:
— Кажется, что всё хорошо. Мы, Канзор, на пике своего могущества, а впереди, — его светлость, позволил себе горькую усмешку, — ещё более высокие вершины, которые обязательно лягут к нашим ногам вместе с остальным миром.
Герцог замолчал и посмотрел на слушающих его гостей Марты Шварцхаар долгим и пристальным взглядом. Фон Штейр глядел в свою тарелку, изредка ковыряя в ней тонкой серебряной вилкой. Руан Галийский сычом смотрел то на Вильхе, то на его светлость, а граф Грегори напряжённо поглаживал рукоятку своего штрайга, который он положил прямо перед собой, и не спускал глаз со Шнидке. Остальные слушали внимательно, стараясь не пропускать ни слова.
— Но это не так, господа. Наш мир — мир магии. Хотим мы того или нет, но путь, который мы избрали, приведёт нас к гибели. Тише, тише, — герцог поднял руку, призывая вновь разошедшихся гостей госпожи Шварцхаар успокоиться, — Позвольте мне пояснить. Мы раздвигаем границы Канзора, возвращая себе утраченное. Но новые территории увеличивают нагрузку на административный аппарат и экономику. Уже сегодня нам сложно контролировать провинции, и как результат — магические бунты. А легальная магия, которой у нас разрешено пользоваться, слаба, малоэффективна и не всегда справляется с возложенными на неё задачами. На юге, особенно в Гале, уже почти не делают различий между разрешённой и запрещённой скверной, — барон с такой силой сжал вилку, что его пальцы побелели. Но он не проронил ни слова, продолжая и дальше слушать герцога. — Беженцы народа хогг[8], нашедшие приют в лесах баронства, не скрываясь, промышляют чародейством. И это только один из примеров.