Цепь звякнула, но она не хотела смотреть на него, в эти выразительные глаза. Быстро откинув толстое покрывало, Ровена сдвинула его к краю кровати. Но увидеть, как оно упало, она не успела, так как б этот момент взгляд ее непроизвольно остановился на мужских достоинствах, и глаза ее широко распахнулись. Там действительно было это чудовищное орудие, о котором она слышала столько рассказов. Оно лежало сейчас, тихое и спокойное, на подушечке из золотых кудрей.
Он издал хриплый угрожающий горловой рык, так что она от неожиданности вздрогнула, ее взгляд переместился на его лицо. Сейчас его выразительные глаза горели и угрожали, он требовал, чтобы она прекратила это. Она сделала шаг назад, внезапно испугавшись его ярости.
Непонятно. Многие мужчины не возражали бы против того, что она собирается сделать. Они рассеивают своих бастардов широко и обильно по всей стране, и что значит еще один? А, понятно, это в обычае нобилей, а не вилланов. Но мужчины из вилланов и вовсе берут свое везде, где могут, — только они редко знают, их ли это ребенок, потому что женщины их тоже непостоянны.
Может быть, он думает, что должен жениться на ней? Или он против такого способа общения, когда она наверху? Милдред назвала это противоестественным; возможно, он тоже так считает? Но она ничем не может помочь ему.
— Я сожалею о том, что ты против, но это ничего не меняет, — сказала Ровена с горечью. — Я постараюсь сделать все быстро, чтобы не причинить тебе долгого беспокойства.
Он взглянул на нее так, как если бы она сказала какую-то непроходимую глупость. Ровена предпочла бы не понимать его мыслей настолько ясно. И она хотела, чтобы парень как-то облегчил ее задачу, но разве он обязан это делать? Он, должно быть, чувствует, что его используют для дурных целей. Ладно, она больше не будет смотреть на него. И она сделает это во что бы то ни стало.
Решившись так про себя, она взобралась на край кровати, но кровать вдруг так затряслась, что Ровена свалилась на пол. Она взглянула наверх, сдерживая учащенное дыхание, не понимая, что случилось. Но тут услышала звон цепей — и поняла, и разозлилась.
Да будь ты проклят, хотелось ей крикнуть ему, но спа ограничилась тем, что, поднявшись на ноги, сказала:
— Я сойдусь с тобой. Ты понимаешь? Я это сделаю! Она опять взобралась на кровать, готовая к тому, что он снова попытается ее скинуть. Но то, с чем ей пришлось столкнуться, было еще более устрашающим. Он рвался, метался и тряс кровать с ожесточенной силой. Мускулы его напряглись до предела, так что тело как будто выросло в объеме. Вся кровать ходила ходуном. Ровена опять потеряла равновесие, но успела наклониться и упала не на пол, а на его бедра.
Он внезапно утих. Она забеспокоилась, не причинила ли ему вреда, и приподнялась, чтобы посмотреть, на что упала. Но его орудие выглядело так же, и она не могла сказать, повредила его или нет. Но ей стало не по себе, когда она увидела, что кровь течет по его лодыжкам, там, где он прикован. Она взглянула на его руки — там тоже была кровь на запястьях.
Она прошипела сквозь зубы:
— Ты глупец. Зачем причинять себе боль из-за того, чего ты не можешь избежать?
Ответом ей было сдавленное рычание. Но пока он больше не двигался, и Ровена быстро перекинула ногу через его бедра, и, седлав мужчину таким образом, взглянула на него с торжеством. Если он теперь будет трястись, то это только к лучшему. Но он не трясся. Он просто смотрел на нее с явным желанием убить.
Уоррик никогда в жизни не испытывал такой ярости. Она собиралась иметь ребенка от него, его ребенка. Вопреки его воле! Если ей такое удастся, он убьет ее. Нет, это слишком легкая месть. Он заставит ее пройти через все муки ада. Но ей не удастся. То, чего она добивается, приводит его в ярость, но оставляет холодным, чего тупая девка даже не понимает.
Он видел, как она взобралась на него, и почувствовал ее тепло на своих бедрах. Почему-то его больше всего злило то, что она не разделась. Хочет ребенка, но не показывается ему обнаженной, чтобы добиться этого. Ну, ладно, она скоро поймет, что затея не удалась.
Он закрыл глаза, чтобы больше не смотреть на нее. Он погрузился в свой гнев. Он сосредоточился на нем, его единственное желание — схватить ее и избить до бесчувствия. Он припомнил слова, которые она бросила тогда, что ей не нужна ничья помощь для того, чтобы изнасиловать его. Он за одно это уже презирает ее. Он за одно это мог бы убить ее.
Однако она очень тупа, если считает, что может изнасиловать мужчину. Если бы она держала свой глупый рот на замке и просто предложила бы себя ему, то он бы, конечно, тут же ответил на приглашение, и все было бы сделано в лучшем виде. — Н.6 теперь ему даже не надо прилагать усилий к тому, чтобы не реагировать на нее, потому что убийственный гнев оставляет его полностью холодным.
Она не просто сидела на нем в ожидании чуда. Он чувствовал, что она трогает его пальцами как-то так, как обычно женщины не делают. Но когда он понял, что она пытается всунуть его совершенно мягкую плоть в себя, то от удивления открыл глаза. Ее глаза были закрыты. Она закусила нижнюю губу и так была поглощена своим занятием, что брови ее от усердия сошлись на переносице.
Интересно, долго ли она будет продолжать эти бесполезные попытки? Нет, не долго. Она, наконец, расплакалась от того, что у нее ничего не получается и, избегая его взгляда, слезла с кровати и почти бегом удалилась из комнаты.
Уоррик злорадствовал. Так легко взять над ней верх, без всяких усилий со своей стороны. Он победил. Она проиграла.
.Но она вернулась.
Он не думал, что девица попробует еще раз. Ее лицо пылало от стыда, но она была полна решимости довести дело до конца, и он опять почувствовал злость на нее.
Она начала медленно приближаться к нему, неторопливо стягивая с себя ночную рубашку. Ее голос был мягок.
— Ты можешь сопротивляться и дальше, сударь, но мне сказали, что тебе это не принесет ничего хорошего.
Он сейчас не смог бы ей ответить, даже и без кляпа во рту, но был готов перерезать горло тому, кто ободрил ее на эту вторую попытку. Он напрягся, потому что ее маленькая мягкая рука легла ему на грудь.
— Ты должен понять, что я еще девушка.
Слова эти произвели на него предполагаемый эффект, хотя он и не поверил им до конца. К тому же еще ее рука нежно гладила его, спускалась от груди вниз, к животу. Он надеялся, что гнев опять отвлечет его, но, увы, ее голос отвлекал гораздо больше.
— В моем неведении я даже не знала, что ты не готов и нуждаешься в поощрении особого рода. Я даже не знала, что твой мягкий кусок плоти должен измениться и вырасти в размерах, стаз твердой как кость. — Она прикоснулась к тому, о чем говорила. Мне очень трудно поверить, потому что он и так большой, но все же Милдред уверяет, что это правда. Очень хочется посмотреть на такое превращение самой.
Знает ли девчонка, что то, о чем она говорит, так же стимулирует его, как и ее прикосновения? Проклятие ей и ее советчику! Он не должен поддаваться на обольщение.
— Я должна, оказывается, везде целовать тебя и лизать, по всему телу, и даже — как последнее средство — здесь. Милдред сказала, что ты умрешь, если не ответишь, когда я поцелую тебя сюда.
Он уже ответил. В голове его был гнев, но его плоть оказалась предателем худшего сорта, со своими собственными соображениями, спровоцированными ее обещаниями. Он напряг мускулы, он впал в ярость, пытаясь сбросить ее руку. Но она стояла сбоку от кровати, недосягаемая для его рывков, и ее пальцы сомкнулись вокруг его плоти, крепко сжимая ее. Он утих, так как понял, что его рывки только помогают ей.
— Я бы не поверила, если бы не увидела собственными глазами.
В ее голосе слышалось благоговение. И она ласкала его теперь, отдавая дань этому бесстыдному кусочку плоти за то, что он слушался ее, а не его. Она даже не догадывалась, что он еще не достиг своего рабочего размера.
— Я предполагаю, что теперь уже не нужно его целовать? Послышалось ли ему разочарование в ее голосе? О, Боже, он больше не вытерпит, она может получить то, чего хочет, если еще продолжит, и у него не осталось надежды, что она на этом остановится.
Когда она взобралась на кровать, он опять задергался, но она ухватилась за его бедра и держалась, прижавшись к нему. Он мог теперь ощущать ее обнаженное тело, прильнувшее к нему, и ее груди, упиравшиеся ему в живот. Он опять затих, понимая, что только помогает девке своими рывками, надеясь, что его плоть все же еще недостаточно тверда, чтобы войти в нее, молясь, чтобы она была действительно девственной и ничего не поняла.