В начале я почти не видела мужчин. Большую часть времени я проводила во дворе с Игранзи, а когда на улице становилось слишком холодно — в ее комнате, такой же маленькой, как моя, но наполненной удивительными вещами: морскими раковинами, подвешенными на цветных нитях, масками, вырезанными из огромных листьев, подсвечниками из вулканических камней в форме змей и рыб. В остальное время я сидела на кухне, где до хрипоты надрывался худощавый повар Рудикол, а Бардрем мог стащить для меня кусок мяса с приправами, яблоки или персики: пищу, предназначенную для мужчин, не для меня.
Мужчины, которых я видела в те первые месяцы, приходили к Игранзи. Она всегда отсылала меня прочь, но я подсматривала за ними с дорожки или от стены. Я оборачивалась через плечо, а Игранзи кричала: «Нола! Уходи!», даже не глядя в мою сторону. Мужчины были разными. Один — высокий, рыжебородый; на секунду мне показалось, что это мой отец или человек, которого мать за него выдавала. Но когда я с ним поравнялась, то поняла, что он моложе: его круглые глаза под рыжими бровями метались из стороны в сторону, и хотя я испытала облегчение, было немного жаль, что это не он — мне всегда нравилось, как он подмигивал, и как блестит его серебряный зуб.
Другой мужчина был низким и таким толстым, что его живот под зеленой шелковой туникой колыхался из стороны в сторону. Он дышал со свистом и пах кислятиной. Я уставилась на шелковую одежду и золотую цепь, едва видневшуюся под одним из его подбородков, и подумала: «Вот так выглядят богачи?»
— Почему к тебе приходят богатые мужчины? — однажды спросила я Игранзи. Стояла осень, три листа на дереве стали алыми, один — желтым, а остальные уже опали.
— По тем же причинам, что и все остальные, — ответила она, — в том числе женщины. Причины две, и скоро ты сама их поймешь. Они хотят услышать то, что, как им кажется, они знают о собственном Узоре. Или то, что их удивит.
— А если им не понравится твое видение?
Она улыбнулась своей беззубой улыбкой и взяла с моих колен зеркало. (Она не разрешала мне прорицать — да я и не хотела, — но говорила, что мне нужно привыкнуть к его ощущению).
— Многим не нравится. Многие угрожают, топают ногами, хватают и трясут, пока у тебя не закружится голова. Поэтому приходится учиться спокойствию. Ждать, когда пройдет их гнев, если он внезапный, или тихо говорить, прежде чем он накопится. Ты должна сказать: «Узор не определяется раз и навсегда. Я вижу истину о том, что было с тобой раньше и есть сейчас, и, быть может, твое будущее. Но в нем ничего не определено — оно лишь ожидает».
Я покачала головой:
— Нет, Узор определен. Так все говорят.
Игранзи молчала, заворачивая зеркало в квадратную синюю ткань с вышитыми на ней золотыми спиралями. Она положила его внутрь дерева и повернулась ко мне.
— В Сарсенае действительно так считают. Но не там, откуда родом я. Мы считаем, что хотя видения прорицателя — правда, не обязательно все случится именно так.
Я вновь покачала головой и, должно быть, нахмурилась, потому что Игранзи засмеялась:
— Однажды ты поймешь, хоть ты и местная, — отчего я нахмурилась еще больше.
Но чаще ее уроки были простыми.
— Перед тем, как прорицать, ты должна хорошо поесть, но ничего жирного и тяжелого — иногда сила видений может вызвать рвоту. В этом ты уже убедилась, верно?
(Она никогда не расспрашивала меня о том первом видении, хотя у нас с Бардремом это превратилось в повод для шуток: «Нола, расскажи. Нет? Ладно, а сегодня? Может, сейчас?»)
— Во времена бедствий — войны, чумы или голода, — люди хотят знать судьбы своих детей. В остальное время они спрашивают о себе.
— Когда начнутся месячные, твоя сила возрастет, особенно когда ты будешь прорицать женщинам. Кровь дает силу.
В те первые месяцы она не разрешала мне использовать зеркало и обучала другим методам прорицания. Среди них был расплавленный воск, который наливали в чашу с холодной водой, и кухонные отходы: крошки старого хлеба и куриные кости, которые подбрасывали в воздух (их принес Бардрем и огорчился, узнав, что ему нельзя остаться).
— Когда кто-то просит тебя прорицать, поможет все, что способно образовывать узор. Каждый способ обладает собственной силой, и каждый провидец реагирует на них по-разному.
— А когда я попробую? — спросила я, вертясь на ярко раскрашенной табуретке у ее кровати.