Чьи-то руки помогают взобраться на сцену, минуя боковую лесенку, и через несколько мгновений оказываюсь рядом с тем, кого так неожиданно встретила и так отчаянно полюбила.
— Я согласна, — повторяю, а Брэйн берёт меня за руку и целует каждый палец.
— Уверена? — Взгляд обжигает, а мне так хочется поцеловать Пашу.
— Да.
— Но ты же понимаешь, что это навсегда? И это без шуток.
— Главное, чтобы мы оба это понимали, — смеюсь, а Брэйн цокает языком и головой покачивает.
Потом улыбается и открывает передо мной коробочку, в которой лежит самое красивое кольцо, что видеть приходилось. Без камней и прочих украшений, выполненное из белого золота оно кажется простым, но я терпеть не могу вычурность. Секунда и кольцо переливается на моём пальце, а внутри сердце клокочет, настолько эмоции переполняют. Не могу определиться, чего больше хочется: то ли плакать, то ли смеяться. А может быть, вообще в обморок рухнуть. Когда надеваю дрожащими пальцами точно такое же украшение размером побольше на палец Брэйна, а он притягивает меня к себе и целует, вспыхивает свет и раздаются радостные вопли тех, кто близок нам обоим, дорог и любим.
Неожиданно на сцене появляется какая-то женщина с большой папкой в руке, Арчи с Роджером выносят столик, а Фил оперативно ставит на него два высоких бокала, разливает в них шампанское и, подмигнув мне, убегает. На сцену поднимается Ася с красными от слёз глазами и распухшим носом. Смешная такая, это мне рыдать нужно, но на лице застыла глупая улыбка, потому что такой счастливой как в этот момент не была никогда.
Женщина с папкой задаёт стандартные вопросы, на которые, как и обещала, отвечаю согласием. О радости и горе, болезни и здравии, богатстве и бедности. Наши слова разрывают звенящую тишину на мелкие кусочки, а когда подписи стоят, и я официально, перед лицом закона, становлюсь женой Артемьева Павла Егоровича, посетители клуба громыхают синхронным «Ура!».
Мамочки, я же замуж только что вышла! С ума сойти, замуж…
Но обо всём этом буду думать потом, ибо сейчас чьи-то руки обнимают меня, мама целует и прижимает к себе, близнецы скачут рядом, переполненные бушующей энергией нуёмной юности, и даже отец улыбается, пожимая руку новоиспечённому зятю. Ради этого зрелища я согласна на что угодно. И пусть не было белого платья и шлейфа до соседнего города, пусть кукла на машине тоже осталась где-то в другой реальности, сейчас я счастлива, а большего мне и не нужно.
Брэйн
В домике у озера тихо и до одури спокойно. Полина — моя жена, моя любовь, мой смысл — спит, тихо посапывая и иногда о чём-то неразборчиво болтая. Она такая красивая сейчас, так трогательна и беззащитна, что, кажется, готов задохнуться от накатывающей волнами нежности. Никогда не думал, что настолько сентиментален, но Поля, появившись однажды на моём пороге, смогла что-то внутри изменить.
Встаю и направляюсь к столику в углу. Там лежит моя любимая тату машинка, которой набил, наверное, сотни рисунков на чужих телах. Но в день, когда моя жизнь стала другой, мне хочется подумать и о себе.
У меня много татуировок, самых разных. Некоторые с глубоким смыслом, какие-то сделаны по дурости или даже на спор. Но есть на теле одно место, которое никогда не трогал: участок кожи над сердцем. Не знаю, почему ничего там не набивал, но сейчас понимаю, что всё было не зря. В этой жизни вообще всё не случайно.
Беру эскиз, который нарисовал совсем недавно: моя Поля в образе хрупкой и изящной балерины из босоногого детства. Включаю лампу, ставлю напротив зеркало и обеззараживаю кожу на груди, над самым сердцем, что гулко и мерно стучит под пальцами. Мне не привыкать набивать что-то самому себе, потому проблем не будет. Пара мгновений и эскиз отпечатывается на коже, оставляя необходимый в работе контур, хотя, уверен, с закрытыми глазами, наощупь и по памяти смог бы воссоздать образ той, что люблю больше всех в этом долбаном мире.
Тихое жужжание и привычная боль успокаивают. Улыбаюсь, когда первые штрихи будущей татуировки проступают на коже. Не знаю, сколько времени проходит, когда заканчиваю работу, но Полина всё так же спит, улыбаясь во сне. Наклеиваю широкий пластырь на свежий рисунок и забираюсь под тонкую шёлковую простыню, чтобы кожей ощутить тепло той, чей образ нынче не только в сердце и сознании, но и узором на моей коже.